Наши беседы

Осенью 1981 года на совещании Совета Церквей на станции Лозовая, под Харьковом, слушаем пленку Г. К. Крючкова. Переполненный до отказа предвзятостью, он начинает всё сначала, перечеркивает все наши примирения, добавляет еще «посягательство» на издательство «Христианин» и, не разобравшись в деле, требует осудить меня по всей строгости закона. Заодно поносит К. К. Крекера, ответственного служителя по Сибири, и требует покончить и с ним.

Чувствуя, что это мое последнее совещание, я взял слово и стал откровенно говорить, что кому-кому, а председателю не к лицу возбуждать уже законченное дело. Зачем же тогда примирения и прощение друг друга? Председателю, наоборот, нужно было бы склонять всех к миру, если бы кто не прощал другого, а здесь разжигается новое пламя вражды. Горе Совету Церквей и нашим общинам при таком руководителе! В отношении печатной машины я сказал, что надо разобраться в этом деле, но не на таком совещании, когда братья сами говорили, что нас, возможно, прослушивает КГБ. Это надо делать на месте, в Средней Азии.

Моя речь была записана на пленку для представления председателю.

После моего выступления стали требовать от меня, чтобы я сказал, где находится печатная машина. Я говорю: «Не знаю. Да если бы и знал, то не сказал бы вам здесь. Я не успею доехать до дома, как ни машины, ни хозяина на свободе не будет. Приезжайте в Среднюю Азию, и там все будет известно. Искать ее нужно через третьих и четвертых лиц».

Но уговорить братьев было невозможно. Поднялся шум, крик, посыпались оскорбления. Каждый старался перекричать другого. Я убеждал: «Братья, приезжайте в Среднюю Азию и там узнаете, где машина и заберете ее». Мне кричали: «Нет! Говори здесь! Здесь будет решаться твой вопрос!» Я ответил: «Решайте. Он уже решен там, в подполье. У меня он тоже решен…»

Вдруг слышу, кто-то улучил короткую паузу и громко сказал: «Так расстреливали когда-то наших отцов!» Я посмотрел, чтобы увидеть этого смельчака, но не определил, кто это сказал, только повторил за ним: «Да, так расстреляли и моего отца!» У меня создалось такое ощущение, что я снова нахожусь в сталинско-бериевских застенках и вот-вот меня начнут избивать…

Потом меня выслали из комнаты, рассуждали и объявили, что меня освобождают от работы в отделе благовестия Совета Церквей. Я поблагодарил всех и уехал.

Вскоре мы услышали, что братья приехали и забрали печатную машину. Никто не препятствовал им. Надо было сразу сказать, что они ищут, и кто-то из братьев, кто знал, могл бы помочь в поисках. Не нужно было разжигать всю эту ссору. Если бы нам нужна была печатная машина, мы могли бы заказать и сделать свою, не хуже этой. Но, увидев, как Совет Церквей боится потерять монополию на печать, мы в самом зачатке похоронили всякую мысль о самостоятельной издательской деятельности.

Однако огонь был разожжен и в Средней Азии, и в Совете Церквей, разгон взят, как у того казанского старичка с бугорка, и уже трудно было братьев остановить. Нужно было во что бы то ни стало найти виновного, «козла отпущения», чтобы за его счет списать всю поднятую ими шумиху и показать, что Совет Церквей действительно делает в Средней Азии что-то умное.

И вот с новой силой заработала лагерная канцелярия Я. Г. Скорнякова и начала бомбить письмами Алма-Ату, Джамбул, Ташкент, Фергану. Например, в Фергану он написал Станиславскому: «О, если бы ваши братья приехали в мою родную и любимую церковь в Джамбуле и устроили ее руководству то, что вы устроили Юрию Федоровичу у себя!» И это письмо Станиславский зачитал в Фергане на воскресном утреннем собрании!

В Алма-Ату едет «благовестник СЦ» А. А. Петренко (тот, что на ночном «совещании» в Москве бросал камни в Николая Петровича). Едет и разыскивает водителя машины, брата Якова М., который часто возил нас с братьями по общинам Средней Азии, и поручает ему подслушивать дорогой разговоры и передавать их по нужному адресу. За это обещал ему помочь расплатиться с долгами. Но Яша не согласился и рассказал все нам.

П. Д. Петерс, усердно посещая наши совещания, стал еще с большей настойчивостью требовать включения в повестки дня его вопросов, просил предоставить ему право говорить все, что он находит нужным, а также проигрывать новые кассеты Крючкова. Но мы ограничивали его, со всей определенностью разъясняли, что ни он и никто другой из Совета Церквей не имеют права без согласия служителей объединений и поместных пресвитеров самостоятельно ездить по церквам и, тем более, посещать членов по домам и обрабатывать их в нужном для себя духе, порождать среди верующих порочную тенденцию доносительства друг на друга.

Но Петерс ничему не внимал. Он едет в Фергану, назначает членское собрание, приглашают меня и, вместе с подъехавшим Я. Е. Иващенко, устраивает мне настоящее судилище.