Наши беседы

Сначала прослушали полуторачасовую пленку Крючкова, где он всячески унижал и высмеивал меня, сравнивал меня с отступившим от Бога Саулом, которого отверг Господь. Конкретно он не указал ни одного греха, за который можно было бы отвергнуть меня, сказав: «Греха, как такового, у Юрия Федоровича нет, но действия его были греховные».

Он упомянул наше желание иметь свою печать, что, якобы, повредило издательству «Христианин», а в чем именно повредило, – так и не разъяснил. Затем Крючков заявил: «Вы, церковь, обладаете всею полнотою власти судить Юрия Федоровича и выносить решение о нем, какое найдете нужным».

Затем выступил Иващенко. Он зачитал «Решение пяти епископов Совета Церквей о снятии с Ю. Ф. Куксенко помазания», не указав конкретно, за какие грехи и на основании какого, хотя бы одного текста из Писания это помазание с меня решили снять.

Тогда выступили братья-служители Совета Средней Азии, ответственные по Ташкентскому и Фрунзенскому объединениям Я. В. Тиссен и П. Г. Петкер и потребовали зачитать фамилии этих так называемых епископов. Но Иващенко и Петерс отказались это сделать. Братья стали объяснять собранию, что после заключения я все пять лет работал с ними и они меня хорошо знают, а потому свидетельствуют, что никакой работы по отделению Средней Азии от Совета Церквей я не проводил.

Но тут первые ряды как прорвало. Те самые братья – беш-балинцы, которые недавно черной тучей каждый вечер носились по дворам с высокими дувалами и разъяренные, как басмачи, кричали во все горло: «Где он, этот отступник?!», ободренные речью Крючкова, стали вскакивать с мест и кричать так, как кричали у себя во дворах. Один из них, В.Р., которого недавно отлучили от церкви за хулиганское поведение в семье и избиение жены, подскочил ко мне с кулаками и, чуть ли не хватая за грудь (я думал, что он сейчас меня побьет), кричал, сколько есть мочи: «Вот, ты открылся где!»

Вслед за ним вскочили и другие братья, – в основном, бывшие отлученные то за хулиганство, то за блуд, то еще за худшее, чем блуд, – и стали требовать расправы со мной.

Когда же этот содом утих, я взял слово и прочитал текст из Первой Книги Царств: «… Вот я; свидетельствуйте на меня пред Господом и пред помазанником Его, у кого взял я вола, у кого взял осла, кого обидел и кого притеснил, у кого взял дар и закрыл в деле его глаза мои, – и я возвращу вам. И отвечали: ты не обижал нас и не притеснял нас и ничего ни у кого не взял. И сказал он им: свидетель на вас Господь, и свидетель помазанник Его в сей день, что вы не нашли ничего за мною. И сказали: свидетель. Тогда Самуил сказал народу: свидетель Господь, Который поставил Моисея и Аарона и Который вывел отцов ваших из земли Египетской. Теперь же предстаньте, и я буду судиться с вами пред Господом…» (12:3-7).

После прочитанного я обратился ко всему собранию со словами: «Братья и сестры, вы знаете меня с 1967 года. Я жил среди вас, трудился, сидел в заключении пять лет. Последние пять лет редко бывал среди вас, потому что работал по Средней Азии. Вот вы прослушали пленку Геннадия Константиновича, слышали крики бесчинных людей, слышали это так называемое решение епископов. Так вот, выступите и скажите: кому я когда-нибудь сказал какую неправду? У кого взял хоть одну копейку? Кому обещал что-то и не исполнил? Кого чем обидел? Кого предал? Кому говорил что-то плохое на Г. К. Крючкова или вообще на Совет Церквей? Кто может подтвердить, что я вел тайную работу по отделению Средней Азии от Совета Церквей? Обо всем, что имеете, встаньте и скажите».

В ответ – молчание. Потом зашумели братья и сестры в рядах: «Юрий Федорович, мы ничего не имеем против вас! Вы нас ничем не обидели, никого не обманули, не предали, ничего не слышали от вас против Совета Церквей, откуда вы это все взяли? Братья и сестры, не так ли?» Все хором подтвердили: «Так!» И вся церковь встала. Для меня это было утешением. Я поблагодарил братьев и сестер и сел.

Нас с семьей (здесь присутствовали моя жена и четверо детей, членов церкви) вывели и долго держали на улице. Иващенко и Петерс, как я после узнал, много раз выходили за кафедру и убеждали членов церкви, что я – грешник и Бог отступил от меня, как от Саула, и они не должны бояться отлучить меня, а если даже, мол, ещё не знают, что я – грешник, то это скоро откроется. Члены церкви вставали и просили отпустить их домой, так как время было позднее – третий час ночи. Но Иващенко и Петерс не заканчивали собрания. Они настаивали решить этот вопрос безотлагательно.

Члены церкви говорили, что против меня ничего не имеют и если в Совете Церквей есть свои претензии ко мне, то пусть решают сами. «Нет, вы не уйдете домой! – продолжали налегать на братьев и сестер Иващенко и Петерс. – Вы должны принять решение, хотя бы поставить его на замечание! Вы что, тоже против Совета Церквей?!»