Наши дети. Азбука семьи

Приходилось подолгу объяснять мужу, что только внешне Гоша выглядит как мужчина. На самом деле, его возраст колеблется в диапазоне от младенчества до реального возраста – в зависимости от ситуации и области, о которой идет речь. В быту он был ребенком, и это объяснимо: никакого опыта заботы о себе в детском доме не было, там не надо было готовить, стирать, гладить, менять постельное белье, ходить за продуктами. Дети и подростки живут на всем готовом, и это беда. В сфере эмоций Гоша был примерно на одном уровне с Дашей Маленькой – быстрая радость, стремительные огорчения, неумение понять, что переживают другие люди. То есть практически нулевой эмоциональный интеллект. Да и собственные чувства ему не всегда легко было распознать, а тем более объяснить. Зато, например, сексуальное развитие существенно опережало даже наши с Денисом знания в этой области. Хотя и мы тоже пуританами не были, но до Гошиного опыта нам обоим, казалось, ой как далеко.

Ну и первое время раздражали бытовые вопросы. Все я понимала про детский дом, про отсутствие у ребенка опыта, но жизнь под одной крышей с инопланетянином, который привык к комплексному обслуживанию, порой раздражала.

– А когда у нас постель будут менять? – формулировал Гоша вопрос, на который мне хотелось ответить крайне резко.

– Когда возьмешь в шкафу чистое белье, тогда и поменяешь, – вместо нотаций объясняла я и шла показывать, где и что нужно брать.

– А кому вещи в стирку сдавать? – интересовался Гоша в следующий раз.

И мы шли на экскурсию к стиральной машинке, учились загружать ее и запускать.

– Когда у нас по расписанию обед? – невинно интересовался усатый малыш.

– Когда поможешь приготовить, тогда и будет, – отрезала я.

Постепенно Гоша учился тому, что в семье можно и нужно делать что-то самому, а не ждать, когда все сделают и подадут. Тогда у него появилась другая стратегия – заботиться только о себе. Если он видел на столе шесть тарелок с супом, то смело шел в кухню, и брал ложку только для себя одного. Если замечал, что не успели подать к обеду хлеб, то отрезал себе только один кусок и, довольный, приступал к трапезе.

– Гоша, – в моей картине мира это было абсолютным игнорированием других людей, – ложки нужны всем!

– Да? – удивлялся он. – А я не заметил.

– Гоша, – кипятилась я, – хлеб нужно нарезать и положить в центр стола для всех, а не схватить кусок только для себя.

– Откуда я знаю?! – огрызался он. – Может, вы не хотите хлеб!

– Гоша, почему твои мокрые полотенца валяются на полу в туалете?! Быстро убери и почисти унитаз с раковиной.

– Я что вам, гребаная уборщица?! – возмущался он.

Его бесило, что теперь все надо делать самому. Если речь шла о чем-то, что касалось не только личных вещей – например, о раковине и унитазе, – он в принципе не понимал, с какого перепугу должен «горбатиться на всю семью». И это при том, что речь шла о ванной комнате на первом этаже, куда по большому счету никто, кроме него самого, не заходил. Я старалась не реагировать на такие всплески, иначе была опасность довести до скандала. Уже изучила, что у Гоши есть одна неплохая черта – поорет-поорет, потом успокоится и идет делать то, что нужно.

Одной из сложностей адаптации подростков в семье становятся бытовые вопросы. То, что мы воспринимаем как норму усилий – мытье посуды, готовку, уборку, – подростку может показаться эксплуатацией и даже насилием над личностью. Многие годы жизни в системе дают неадекватную картину того, как устроены жизнь и быт.

Но иногда наши ссоры заходили довольно далеко. Особой способностью выводить отношения из гармонии обладала учеба. Когда я в очередной раз просила сделать домашнее задание, Гоша падал на пол, орал «Не хочу-не буду» и стучал ногами. Партия ребенка трехлетнего возраста в исполнении шестнадцатилетнего юноши выглядела не слишком приглядно. Но, к счастью, я уже зачитала до дыр и Людмилу Петрановскую, и Нильса Питера Рюгаардта: прекрасно понимала, что такие провалы в детство для процесса адаптации вполне нормальны. Нужно садиться рядом на пол и утешать, как трехлетку: «Да, я понимаю, тебе тяжело. Это сложное задание. Давай помогу. Будем делать все по частям». Хорошо, что в эти минуты нас никто не видел – люди вызвали бы карету «Скорой помощи» обоим. Как объяснить, что подросток здоров головой и в порядке, только страдает от последствий депривации? Не может он при всем желании соответствовать биологическому возрасту. Ему нужно для начала пройти вместе с мамой весь путь – от рождения до своих шестнадцати лет.

Но все это было только цветочками. Ягодки начались потом.