Наши тонкие струны

– Ну, наверно. Если получится. У нас Крис в основном пишет.

– Кристи-ина? – тянет она презрительно. – Мне кажется, она меня ненавидит. Как ты думаешь, почему?

– Н-не знаю, – неумело врет Серега. – И почему сразу ненавидит? Так просто… у нее такой характер. Непростой.

– У меня тоже непростой. Ненавижу, когда со мной спорят. Но у тебя я буду хорошо учиться. Даже лучше, чем в колледже искусств, ха-ха… Думаешь, чему мы там научились? Я была такой гадкой в летнем лагере…

Она приобнимает его за пояс. Запускает пальцы под резинку купальных шорт – красных с белыми полосками. В них становится тесно. Пока не поздно, Сережка спрыгивает в лазурный бассейн. И смотрит на нее снизу вверх.

Вот только она не спешит к нему в воду.

Не все змеи любят плавать.

– Глупый, – говорит она.

– Почему?

– Потому что ты даже не понимаешь, какой ты… секси.

– Просто захотелось искупаться, – невпопад говорит Сережка.

– А больше ничего не захотелось?

Он молчит.

– Ну и купайся. Как замерзнешь, приходи погреться. Вторая кнопка на лифте, ты помнишь. Там весь этаж мой. Если захочешь, будет… наш.

– А Бастиан?

– Баст отдохнет. Будет борзеть, я папу попрошу, он его уволит. Песни ему мои не нравятся… Забыл, кто его с помойки вытащил…

Серега таращит на нее глаза. Запускает пятерню в свои мокрые волосы.

– Да ты не бойся, малыш, – легко произносит она. – Тебя я не уволю. Кстати… если честно… твоя Кристина неплохо пишет песни. Талантливо.

Сережка действительно глупый. Когда ему говорят что-то хорошее про его девушку, ему немножко приятно. Еще одна тонкость: если кто-то чужой думает о твоей девушке, ты даже не заметишь, как сам перестанешь о ней думать.

А потом и этот чужой станет не чужим.

051. Без всего

Сергей выходит из лифта. Смущенно переминается у двери.

На нем мокрые шорты. Но он не замерз, нет. Его кровь вскипает от предчувствия. Мальчишек очень легко подсадить на адреналин. А после делать с ними все, что угодно.

Он знает, что это подло – предавать свою любовь. Первую. Настоящую. Первую настоящую в его жизни. Но… в его теле сейчас слишком много любви. Что поделаешь? Это его первое взрослое лето.

И сразу в раю.

Окей, в Эдемском саду не увидишь табличек «по газонам не ходить». Здесь разрешается все по умолчанию.

И все равно Сережке как-то не по себе.

Он не знает, что Ника наслаждается его смущением. Валяется на бескрайней постели и смотрит на экран планшета. Нет ничего проще – вывести туда сигнал от видеокамеры в коридоре.

Берет телефон.

– Ну что же ты, – говорит она капризно. – Иди ко мне.

– Там закрыто, – отвечает он сиплым голосом.

Ника дотрагивается до экрана. Магнитный замок с еле слышным шелестом открывается. Сережка берется за ручку двери.

Никто его не встречает. Это не значит, что никто не ждет.

В спальне тепленькая Ника обнимает его за шею.

– Сере-ежка. Наконец-то. Знаешь, как я скучала на этом дурацком острове?

Он не отвечает. Его лицо горит. Немножко от поцелуев, немножко от стыда. От стыда за то, что будет потом.

– Ты весь мокрый, бр-р, – говорит она. – Быстро снимай это все… или я сама сниму… Как там придумала твоя Крис? Мы будем ходить без всего… Замечательная строчка… Я уже почти согласна на такой текст…

Красные шорты летят на пол. Белые трусики укладываются поверх. Перламутровые ноготки впиваются в Сережкину спину.

Вероятно, люди живут только ради этих мгновений. Если уж вследствие этих мгновений они и рождаются.

Хотя в этот раз природу опять обманули. Отмотаем время на пару минут назад: у Ники в руке квадратик из фольги, который она попросту разрывает зубами. Там вкусно пахнущая резинка, но не жевательная. На коралловом острове не пригодилась: папа не спускал с нее глаз.

– Возьми, – говорит она Сережке. – Нам же не нужны проблемы?

Вероника вообще не любит проблем. Там, где начинаются проблемы, кончаются отношения. Этому ее научила мама, которая любила жить красиво. Теперь она живет где-то далеко. Нике даже не особо интересно, где и с кем.

Ее мама не жалела денег на психологов. Дочка предпочитает музыкантов.

– Ты чего, никогда не надевал? – Ника все же старается не смеяться. – Ну вот же… вот так…

Дальше все идет более или менее правильно. Горячо. Восхитительно. Психология тут не требуется. Но есть одно странное обстоятельство.

Потом… да, потом Сережка все равно думает о Крис.

У Кристинки пальцы музыканта. Сильные и длинные. Сергей помнит, как горячо она обнимала его там, на крыше. Он помнит, почему она так сделала: потому что он спас ее брата. Для Крис он был героем. А для Ники он заводная игрушка.

Ее пальчики мягкие. Пухлые. И абсолютно бесстыдные.

– Ты мой любимый подарок, – шепчет Ника. – Спасибо дорогому папочке. Теперь ты будешь слушаться меня… понял?

Сергей переводит дыхание. Отстраняется. Садится на кровати.

– Извини, я в туалет, – говорит он.

– Только презик в мусорку не бросай, – напоминает Ника. – Папа найдет – убьет.

Серега подхватывает с пола красные шорты. Заходит, куда обещал. Потом в прихожей прыгает на одной ноге и кое-как натягивает штаны. Мокрое даже приятно.