Наши тонкие струны

– Никому ничего не будем показывать. Расходимся по норам и спим. И это… меня ждать не надо. Я ноты запишу. И новый текст.

Мальчишки выходят. Крис поднимает с пола телефон. Основная мелодия там уже есть, осталось записать в заметки совсем немножко:

«She’s leaving home, – пишет она почему-то по-английски. – Bye, bye».

048. Просто вернись

Рано утром Крис стоит на парковке возле больницы. Это громадная новая клиника недалеко от Комарово, выстроенная прямо посреди соснового леса. В ней несколько многоэтажных корпусов, соединенных между собой стеклянными галереями, и совершенно непонятно, куда теперь идти.

Такси разворачивается и уезжает. Слышно, как в лесу позади свистят, щелкают и перекликаются какие-то птицы.

Крис вытаскивает из кармана телефон.

– Мам, привет еще раз… Я уже на месте. Куда, ты сказала, надо обратиться? Ага, ясно… А кого там спросить? Главного?

Мама Кристины – хороший доктор. Она знает все медицинское начальство, и ее знают тоже. Есть даже одно обстоятельство, о котором Крис не догадывается: главврач здешней клиники учился с ней в одной группе в Первом медицинском. Он даже был в нее немножко влюблен, тогда, давно. В какой-нибудь параллельной, но не слишком далекой вселенной, у Крис и Макса был бы другой папа. Вот только мама в то время не ценила немножко влюбленных.

Крис говорит несколько слов на ресепшне. Получает карточку-пропуск. Проходит через турникеты.

– Какая неожиданная встреча, – говорит ей чел в красивом кабинете (за его окнами видны высокие сосны). – Впрочем, мне уже звонила Надя… Предупреждала, что дочка приедет… Вы так похожи, просто удивительно!

Потом Крис (в одноразовом халате и масочке) идет по бесконечному коридору, вслед за удивленной медсестрой.

В палате интенсивной терапии множество непонятных медицинских приборов и всего две койки. Одна пустует, на второй – Маша. Лечебный раствор поступает из капельницы ей в вену. Масочки на ней нет, зато есть катетер для отвода слюны.

– Вас оставить вдвоем? – спрашивает медсестра.

Крис кивает, и медсестра закрывает за собой дверь, не переставая удивляться.

Машкино лицо бледнее подушки. Глаза закрыты.

– Маш… ты меня слышишь? – робко спрашивает Крис.

Ресницы Машки чуть заметно дрогнули – или это только кажется?

– Маш… это я, Крис. Только не волнуйся…

Волнуется ее подруга или нет – неизвестно. На экранчиках приборов мелькают какие-то цифры и символы, будто приборы живут собственной жизнью. Или, точнее, машкиной.

– Маш… даже если ты меня не слышишь… я все равно тебе это скажу. Прости меня. Я вела себя как дура. Там, возле бассейна. Но я же не знала, что ты это увидишь… То есть, я думала, что нас не видно… Блин, как лучше сказать? Люди часто ведут себя как идиоты, когда думают, что их никто не видит… вообще не стесняются…

Хорошо бы не покраснеть. Хотя Машка все равно не открывает глаз.

– Не обижайся, Маш. Просто со мной так бывает. Я… иногда… не могу остановиться. Не могу сдерживаться. Когда все горит, как те лампы в усилителе, помнишь? Может, это потому что у меня это началось так рано… когда ты еще не знаешь, кто ты на самом деле, а уже всего хочется… сразу всего… и вот тебе это показали, и ты без этого уже не можешь…

Крис морщит нос и все-таки краснеет.

– Мне просто хотелось, чтобы меня любил кто-нибудь. Кто-нибудь сильный. С детства хотелось. Не знаю, почему. Отец от нас ушел очень давно… Уехал насовсем… а потом пришел… этот. Вместо отца. Ты как бы должна понимать, что с ним вообще ничего нельзя, потому что он твой новый папа, а потом вдруг понимаешь, что…

Она кусает губы.

– Да… а потом ты понимаешь, что можешь получить кого угодно… Ну, в смысле любого парня. Они же все на тебя смотрят… по-особенному. Они же понимают, что ты уже в курсе всего. Кто постарше, тот сразу понимает. Конечно, они боятся. Еще больше, чем ты. Тебе-то ничего, даже по фану, а им – статья. Я потом уже их просто тестировала: кто очканет, а кто нет. И это сразу видно. У них даже запах разный. Кто заранее боится, тот пахнет, как… в общем, противно пахнет… Господи, зачем я это тебе рассказываю… Скажешь, я дура?

Маша ничего не говорит. Ее дыхание ровное. Пульс стабильный.

– Конечно, я дура. Потому что никакой любви у меня не было. Уж от этих ушлепков – точно. Я уже думала, так оно все и будет всю жизнь. Игра в любовь… просто чтобы согреться… и тут я встречаю тебя. И мы делаем группу. И я понимаю, что для меня это самое важное… самое важное в жизни. Макс, дурак, ляпнул: шведская семья… Да пусть хоть гренландская. Ты будешь смеяться, Маш, но мне бы больше всего хотелось, чтоб у меня такая семья была. Мне другой и не надо.

Машка не смеется. Правда, Крис и не смотрит на нее. Кажется, ей просто надо выговориться.