Северус, как и все прочие зрители, заметил, как при появлении Элен дёрнулась сидящая на кровати Аманда. Она хотела подняться, крикнуть что-то, по всей видимости, возмущённое и протестующее, но не смогла ни сдвинуться с места, ни издать ни звука. Все её попытки встать или хотя бы шевельнуть рукой оказывались безуспешными. Ярость в глазах Аманды постепенно сменялась недоверием и ужасом. Её мозг отказывался принимать столь стремительный переход от роли Избранной к роли жертвенной овцы, обречённой на смерть.
Эйлин, Джинни и Гермиона не могли видеть всего того, что происходило позади них. Эйлин, чувствовавшая себя мучительно стыдно и унизительно, боялась встретиться с Северусом глазами. Она взглянула на Гарри. Его взор был неотрывно устремлён на Джинни. Казалось, он гипнотизирует её, призывая не слушать ничего, что творится вокруг и ни во что не вникать. Он взглядом требовал от Джинни, чтобы она смотрела только в его глаза, неотрывно, только бы она не думала о том, что ей предстоит пережить в ближайшее время.
Рон, стоявший от Эйлин дальше всех, тяжело дышал и сжимал кулаки, переводя мутный взгляд то на Шафика, то на распластанную перед ним Гермиону. Эйлин не могла видеть её лица, но ей казалось, что Гермиона ловила взгляд Рона и пыталась его поддержать так, как Гарри пытался поддержать Джинни. Драккл! Что же делать? Неужели это конец и у них нет ни малейшего шанса на спасение?
Ужас и стыд, парализующие мыслительную деятельность Эйлин, вдруг отступили. Её мозг быстро заработал в поисках возможных вариантов освобождения. А что если собрать всю свою магическую энергию и, как в детстве, со всей силой ненависти шарахнуть ею по этой мерзкой толпе, копошащейся там, в полумраке и готовой вот-вот кинуться на неё и разорвать, растерзать, надругаться над её телом? Разметать их всех хорошей Бомбардой, а там будь, что будет…
Эйлин взглянула на Северуса. Понял ли он, о чём она думает? Северус внимательно смотрел ей в глаза и, казалось, тоже о чём-то напряжённо размышлял. «Бомбарда?» — Эйлин отчётливо зашевелила губами, чтобы он мог по ним прочитать её безмолвный вопрос. Он отрицательно качнул головой. Эйлин и сама понимала, что это — не выход. Всех собравшихся в зале она не завалит. Оставшиеся невредимыми очухаются и тогда станут терзать её с утроенной ненавистью. К тому же, до Шафика её Бомбарда уж точно не достанет. Что же делать?! Эйлин впилась взглядом в лицо Северуса. Сейчас он был для неё единственной надеждой. Она всегда считала его самым сильным и умным, самым надёжным защитником, человеком, способным найти выход из любой ситуации. Поэтому сейчас она, как на икону, взирала на зеленовато-землистое, такое родное и любимое, лицо мужа с запавшими щеками и глубокими складками на лбу, ожидая от него чуда, способного спасти их всех от беды, худшей, чем смерть.
Пока взоры всех присутствующих были направлены на Шафика, Элен и Аманду, Северус отчётливо пошевелил губами, беззвучно произнося слово «Патронус». Эйлин, безошибочно прочитавшая это слово, уставилась на мужа, как на умалишённого. Патронус? Вызвать паторонус вот здесь, сейчас? Именно сейчас, когда сердце сжимается от ужаса, ненависти и собственной беспомощности? Вызвать патронуса без волшебных палочек, лишь силою одного общего счастливого воспоминания на двоих?! Да он с ума сошёл!
Северус понял всё, что она подумала о нём. Но, на секунду прикрыв глаза, медленно склонил голову, как будто говоря: «Да, родная, ты не ошиблась. А я не сошёл с ума. Мы должны это сделать — вызвать патронуса и отправить его к Кингсли, чтобы патронус показал им, где нас искать. Это — единственный шанс». Эйлин как-то сразу поверила в его правоту, но… Но как можно вызвать патронус в таких условиях? Смогут ли они это сделать? Ведь у них есть только одна попытка. Второго шанса им не дадут.
Эйлин судорожно сглотнула и быстро кивнула головой. «Начали!» — одними губами скомандовал Северус. Эйлин сконцентрировалась, вызывая то самое счастливое воспоминание, которое всегда позволяло им с Северусом создавать совместный патронус. Сейчас у них не было волшебных палочек, поэтому концентрация магической энергии требовала от обоих невероятных усилий.
Два голоса, мужской и женский, тихо произнесшие: «Экспекто патронум», заставили всех, кто находился в зале, замереть от изумления и стоять, как парализованные, наблюдая, как две серебристо-голубые лани сливаются в одну, как взвивается эта лань к занавешенному чёрным крепом окну и исчезает за ним, оставив в помещении невесомый шлейф искрящейся серебристой пыли.