Наши в Хогвартсе (продолжение) (СИ)

«Тварь, — пронеслось в мозгу у Северуса, — бешеная тварь. Даже Волан-де-Морт не был таким психом. Он — младенец по сравнению с этим маньяком!» Северус сжал челюсти с такой силой, что у самого потемнело в глазах. Он уже понял, что здесь произойдёт. То, что задумал этот психопат, то, что сейчас случится у него на глазах, не умещалось в голове. Сознание отказывалось принимать мысль, что такое вообще возможно. А тем более, что это произойдёт с ними — с Эйлин, с этими детьми, прошедшими жестокую войну, но до этого момента не предполагавшими, что война эта покажется им детской игрушкой по сравнению с тем, что им придётся испытать перед смертью. И что он, Северус, будет видеть всё это. Видеть и горячо желать смерти и своей любимой, и её друзьям, и себе. И что, пережив все муки боли, унижения и отчаяния, они все будут желать смерти себе и своим друзьям — как избавления от того ужаса, через который им предстояло пройти. И что Шафик выступит в роли спасителя и избавителя их от мук. Трудно было придумать более изощрённую пытку. Волна бессильной ярости и отчаяния поднялась в душе Северуса. Он поднял глаза на Шафика. Ни одно из этих чувств не отразилось во взгляде Северуса. Он не порадовал стоявшего перед ним мерзавца ни болью, ни ненавистью, рвавшимися наружу из глубины его души. Взгляд Снейпа был холодным, презрительным и даже каким-то брезгливо-жалостливым. Так смотрят на нищих, дошедших до состояния, когда их убожество вызывает не сострадание, а гадливость.

Губы Шафика дёрнулись в презрительной усмешке, но он мгновенно подавил её и вновь обратился к своим последователям, лучезарно улыбаясь им:

— Перед вами — три девушки. Они свежи и молоды. Их тела прекрасны. Я дарю их вам. Возьмите их. Делайте с ними всё, что пожелаете. Получите от этого истинное наслаждение. Напитайте воздух вокруг своим желанием и своей страстью. И пусть они смешаются со страхом и болью, с ненавистью и омерзением этих женщин. Пусть мужчины, которым они принадлежали, сполна насладятся этим зрелищем. Пусть корчатся в бессильной злобе и сходят с ума от невозможности помочь своим женщинам и наказать их обидчиков. Пусть все они молят о смерти для себя и своих близких. И я буду милосердным — я исполню их последнее желание.

Над толпой сторонников Шафика пронёсся вздох, в котором явственно чувствовалось удивление, смешанное с нетерпением. Казалось, атмосфера медленно, но неуклонно раскаляется, наполняясь похотью множества теряющих рассудок от едва сдерживаемого желания тел. В воздухе разливался тяжёлый запах восточных благовоний, призванных усилить похоть у вдыхавших его людей, которые постепенно теряли человеческий облик, превращаясь в толпу тварей, одурманенных первобытными инстинктами.

Губы Шафика блаженно улыбались, глаза были полузакрыты, ноздри хищно раздувались, вдыхая душный пряный аромат благовоний. Он поднял руку, привлекая внимание слушателей, и толпа вновь замерла, но теперь тишина над ней казалась живой — она клубилась тёмной массой и пульсировала, точно кровь, прилившая к половым органам тех, кто с нетерпением ждал сигнала к действию.

— И в этой атмосфере, под крики жертв и ваши страстные стоны, я сам зачну своё продолжение, своего наследника. И сделаю его своим седьмым крестражем — неубиенным и неуничтожимым, тем самым одарив его надёжной защитой ещё до рождения. Семь крестражей — магическое число. Но восьмая часть моей души, оставшаяся во мне, будет символизировать бесконечность моего бытия и станет залогом моего бессмертия.

Северус увидел, как вспыхнули торжеством глаза Аманды Флинт, во время всей этой речи неподвижно сидевшей на постели. Взглядом, исполненным презрения, она обвела пленников, находившихся прямо перед ней, и гордо вскинула голову, впиваясь в своего Господина и Повелителя глазами, полными дикой, неукротимой, необузданной страсти. А Шафик продолжал вещать:

— Я омою наше ложе и её лоно кровью девственницы, влюблённой в меня, и магия этой крови стократ увеличит жизненную силу моего наследника. Войди ко мне, моя избранница!

В этот момент позади ложа бесшумно распахнулась невидимая дверь, и из неё величественным шагом вышла Элен Декстер и гордо встала рядом со своим Повелителем. В этой сиятельной грозной женщине почти невозможно было узнать ту легкомысленную Элен, которую все знали, как преподавателя маггловедения в Хогвартсе. Куда подевались её весёлые буйные кудряшки и наивный взгляд голубых кукольных глаз? Перед взорами поражённых зрителей стояла невероятная красавица с холодными голубыми глазами в обрамлении пушистых чёрных ресниц, с четко очерченными надменными губами и со струящимися по плечам и груди роскошными прядями золотистых волос, поблескивавших в свете свечей, витающих над подиумом. На её надменном лице не осталось и следа от царапин, оставленных когтями Всеволода. На Элен была белоснежная мантия, так же, как и у Шафика, отделанная золотыми узорами по вороту, манжетам и по подолу, но в отличии от мантии Повелителя она была почти прозрачной и не скрывала безупречного тела Элен от устремлённых на неё восхищённых взоров.