Наши за границей

— У насъ табль-дотъ… Завтракъ въ часъ и обдъ въ пять часовъ. Ежели сдлаете намъ честь, то потрудитесь записаться заране.

Глафира Семеновна перевела мужу слова оберъ-кельнера и произнесла:

— Что-жъ, пообдаемъ здсь. Здсь долженъ быть хорошій обдъ.

— Чтобъ опять съ вашимъ комми-вояжеромъ встртиться? Не желаю-съ, совсмъ не желаю, — огрызнулся Николай Ивановичъ на жену. — Лучше въ самой паршивой закусочной пообдаю, да чтобы съ нимъ не встрчаться, — вотъ онъ мн до чего надолъ!

LXXVIII

Женева, половина жителей которой состоитъ обыкновенно изъ чужестранцевъ, осенью бываетъ пуста, путешественники въ нее вовсе не заглядываютъ, проживающіе въ ней богатые иностранцы перебираются на берега Средиземнаго моря. Такъ было и въ данное время. Улицы были безлюдны, рестораны, кофейни и лавки безъ покупателей. Хозяева стояли на порогахъ, отъ нечего длать покуривали и позвывали. Гуляющихъ совсмъ было не видно. Кое-гд виднлись прохожіе, но они спшили дловой походкой. Первое время супруги даже не видли и экипажей на улиц, не видать было и ломовыхъ извозчиковъ. Все это несказанно поразило супруговъ посл парижскаго многолюдія и выставочной и бульварной толкотни.

— Что-же это такое? Женева-ли ужъ это! — воскликнула Глафира Селеновна, озираясь по сторонамъ. — Такъ расхваливали Женеву, говорили, что такой знаменитый городъ, а вдь все пусто. А ужъ въ книжкахъ-то про Женеву сколько писано! Николай Иванычъ, Женева-ли это?

— Женева, Женева… Самъ я читалъ на вывск на станціи.

— Удивительно! Гд-же Монбланъ-то этотъ самый? Я Монблана не вижу.

— Да вонъ горы… — указалъ Николай Ивановичъ. Они подходили къ мосту.

— Монбланъ, по описанію, долженъ быть блый, снговой, покрытый льдомъ, а я тутъ ршительно ничего не вижу. Самая обыкновенная гора, а сверху тучи, — продолжала Глафира Семеновна.

— Да вдь день пасмурный. Монбланъ, надо полагать, тамъ вонъ, за тучами.

— Нтъ, это не Женева, ршительно не Женева. Въ книжкахъ я читала, что видъ на горы долженъ быть необыкновенный, но никакого вида не вижу. Самыя обыкновенныя горы.

— Ну, никакого, такъ никакого. Тмъ лучше: не нравится теб, такъ скоре изъ Женевы удемъ, сердито отвчалъ Николай Ивановичъ.

Подойдя къ мосту и взглянувъ съ набережной на воду озера, Глафира Семеновна воскликнула:

— Синяя вода! Нтъ, это Женева, Женева! По синей вод узнала. Эту синюю воду страсть сколько описывали. Дйствительно, замчательная вода: синяя, а какъ прозрачна! Смотри, Николай Иванычъ, вдь здсь ужъ какъ глубоко, а дно видно. Вонъ разбитая тарелка на дн лежитъ.

— А чортъ съ ней!

Николай Ивановичъ звнулъ и отвернулся.

— Но вода, вода — прелесть что такое! — восхищалась Глафира Семеновна. — Отчего это, Николай Иванычъ, здшняя вода такая синяя? Неужели отъ природы?

— Фабрики гд-нибудь нтъ-ли поблизости, гд кубомъ и синькой матеріи красятъ, а потомъ синюю краску въ воду спускаютъ.

— Да полно, что ты! Неужели-же столько воды можно въ синюю краску выкрасить! Вдь тутъ цлое озеро, — возразила Глафира Семеновна. — Смотри, смотри: вонъ пароходъ бжитъ, вонъ дв лодочки подъ парусами бгутъ.

Николай Ивановичъ опять звнулъ.

Супруги перешли мостъ и очутились на большой улиц, сплошь переполненной богатыми магазинами съ зеркальными стеклами. На окнахъ выставки со всякой модной и галантерейной дрянью. Глаза у Глафиры Семеновны такъ и разбгались. Она останавливалась у каждаго окна и восклицала: «Ахъ, какая прелесть! Ахъ, какой восторгъ! Да тутъ есть вещи лучше, чмъ въ Париж!»

— Николай Иванычъ, какъ хочешь, а ты за твою парижскую провинность долженъ мн разршить купить разныхъ мелочей на подарки хоть франковъ на сто, — сказала она.

— Опять за провинность! Да что ты, матушка! Вдь этому конца не будетъ. Въ вагон у этого нахала два раза кружева за провинность покупалъ, и теперь опять за провинность! Съ одного вола семь шкуръ не дерутъ, — отвчалъ Николай Ивановичъ.

Глафира Семеновна надулась.

— Ну, ладно. Мн безъ подарковъ домой вернуться нельзя. Комми-вояжеръ-то въ нашей гостинниц остановился, — пробормотала она. — Схожу къ и попрошу, чтобъ онъ мн опять разныхъ образчиковъ продалъ для подарковъ. Два золотыхъ у меня есть.

Николай Ивановичъ вспылилъ.

— Вотъ ужъ этого ни за что не будетъ! Ни за что! — закричалъ онъ. — Какъ пойдешь къ комми-вояжеру — за косу оттуда вытащу, такъ и знай.

Въ отвтъ Глафира Семеновна слезливо заморгала глазами, наконецъ плюнула и побжала по тротуару. Николай Ивановичъ пустился за ней.

— Глаша! Куда ты? Не дури. Пожалуйста, не дури, — уговаривалъ онъ, стараясь съ ней поровняться и заглянуть ей въ лицо, но только что равнялся съ ней, какъ она ударяла его зонтикомъ по рук.

Прохожіе останавливались и въ недоумніи смотрли на нихъ. Хозяева и приказчики магазиновъ, видя эту сцену сквозь зеркальныя стекла оконъ, также выбгали на улицу и долго глядли имъ вслдъ. Добжавъ до какого-то бульвара, Глафира Семеновна перестала рысить, сла на скамейку и, закрывшись платкомъ, заплакала.

— Извергъ, злодй! По Европ-то только здите, цивилизацію изъ себя разыгрываете, а сами хотите дикія азіатскія зврства надъ женой распространять, — говорила она.