— Да вдь онъ-же помогъ намъ. Черезъ него насъ пропустили.
— Не желаю я его помощи.
На подъзд стояли швейцары изъ гостинницъ съ бляхами на фуражкахъ и съ надписями названій гостинницъ.
— «Отель де Рюсси»… — прочелъ Николай Ивановичъ по-французски у швейцара на фуражк и воскликнулъ:- Слава Богу! Наконецъ-то хоть здсь есть русская гостинница! Почтенный! Эй! забирай наши вещи! — махнулъ онъ рукой швейцару. — Номеръ намъ… Почемъ у васъ въ отель де Рюсси приличный номеришко съ двумя кроватями?
Швейцаръ бросился забирать вещи супруговъ, Но на вопросъ отвчалъ:
— Comprends pas, monsieur.
— Какъ? Швейцаръ изъ гостинницы «Россія», да не говоришь по-русски? Вотъ это ловко! Какая-же посл этого Россія?!
— Вдь это швейцаръ, а въ гостинниц, можетъ быть, и говорятъ по-русски, — вставила свое слово Глафира Семеновна. — Пойдемъ.
Они пошли за швейцаромъ. Швейцаръ привелъ ихъ къ карет, посадилъ ихъ туда и вскочилъ на козлы. Карета помчалась по широкой улиц съ большими срыми домами, завернули за уголъ и тотчасъ-же остановилась y подъзда. Супруги не хали и трехъ минутъ.
— Только-то? Ужъ и пріхали? — удивленно проговорилъ Николай Ивановичъ, вылзая изъ кареты. — Не стоило и хать. Пшкомъ-бы дошли. Черти! Вдь нарочно морочатъ людей, чтобы сорвать за карету по два франка съ пассажира!
— Да ужъ выходи. Полно теб ворчать изъ-за четырехъ франковъ. На кутежъ въ Париж семисотъ, шестисотъ не жаллъ, — попрекнула его Глафира Семеновна.
LXXVII
Гостинница «Россія», одна изъ роскошныхъ гостинницъ въ Женев. Супруги вошли въ подъздъ гостинницы, и начался обычный перезвонъ. Швейцаръ позвонилъ въ большой колоколъ, гд-то откликнулся маленькій, зазвенли электрическіе звонки. Откуда-то вынырнулъ оберъ-кельнеръ во фрак и съ карандашомъ за ухомъ, съ лстницы бжалъ просто кельнеръ съ салфеткой въ рук, появился мальчишка въ синемъ пиджак съ галунами на воротник и со свтлыми пуговицами. Передъ супругами со всхъ сторонъ кланялись и приглашали ихъ наверхъ, бормоча и на французскомъ, и на нмецкомъ языкахъ.
— Кто-же здсь, однако, изъ васъ говоритъ по-русски? — спрашивалъ Николай Ивановичъ, поднимаясь вмст съ женой по лстниц. — Руссишъ… рюссъ шпрехенъ.
Оказалось, что въ гостинниц никто не говоритъ по-русски.
— Ну, Россія! Какъ-же вы смете называться Россіей! Вдь это-же обманъ. Къ вамъ дутъ, чтобы пользоваться русскимъ языкомъ, а здсь ничего этого нтъ.
Комнату они заняли въ восемь франковъ. Комната была роскошная. Оберъ-кельнеръ, показывая ее, очень расхваливалъ видъ изъ оконъ.
— Передъ глазами вашими будетъ Женевское озеро и нашъ снговой Монбланъ, — подводилъ онъ супруговъ къ окнамъ.
— Насчетъ видовъ-то намъ — Богъ съ ними. Потомъ разсмотримъ, — отвчалъ Николай Ивановичъ. — А вотъ нельзя-ли чего-нибудь буаръ и манже а ля рюссъ. Тэ а ля рюссъ можно? Тэ авекъ самоваръ.
— Oh, oui, monsieur… — поклонился оберъ-кельнеръ, сбираясь уходить.
— Стой, стой… Вотъ еще… Пріхали въ Швейцарію, такъ надо швейцарскаго сыру попробовать. Фромажъ швейцаръ апорте.
— Fromage de suisse? — поправилъ его оберъ-кельнеръ — Oui, monsieur.
Черезъ четверть часа супруги умылись, причесались и явился чай, отлично сервированный, съ мельхіоровымъ самоваромъ, со сливками, съ лимономъ, съ вареньемъ, съ булками, съ масломъ и даже съ криночкой свжаго сотоваго меда. Подали и кусокъ сыру. Николай Ивановичъ взглянулъ и радостно воскликнулъ:
— Вотъ это отлично! Въ первый разъ, что мы заграницей здимъ, по-человчески чай подали! Нтъ, швейцарцы-они молодцы! Бьянъ, бьянъ, — сказалъ онъ кельнеру, показалъ на чай и потрепалъ кельнера по плечу.
Кельнеръ почтительно поклонился и съ улыбкой удалился.
— И прислуга какая здсь чистая. Вся во фракахъ. Не чета нашему парижскому корридорному въ бумажномъ колпак и войлочныхъ туфляхъ, — прибавила Глафира Семеновна.
— Смотри-ка, и медку подали. Знаютъ русскій вкусъ, — указалъ Николай Ивановичъ на медъ. — Одно только, подлецы, не говорятъ по-русски.
Онъ прежде всего схватился за сыръ, но сыръ былъ преплохой.
— Да неужто это швейцарскій сыръ? Вотъ сыромъ такъ опростоволосились. Совсмъ безъ остроты. Это нашъ русскій мещерскій сыръ, а вовсе не швейцарскій.
— Да, наврное мещерскій, — отвчала Глафира Семеновна. — вдь ты спрашивалъ, чтобъ все было по-русски, а ли рюссъ, — вотъ они русскій сыръ и подали.
— Ну, вотъ… Я явственно сказалъ, чтобъ фромажъ швейцаръ… Нтъ, ужъ, должно быть, здсь такъ ведется, что сапожникъ всегда безъ сапогъ, а портной съ продранными рукавами. Хорошій-то сыръ, врно, только къ намъ въ Россію отправляютъ.
Напившись чаю, супруги пріодлись и отправились обозрвать городъ, но лишь только они вышли на лстницу, какъ носъ съ носомъ столкнулись съ комми-вояжеромъ. Въ глянцевомъ цилиндр, въ желтыхъ перчаткахъ онъ стоялъ и съ улыбкой приподнималъ шляпу. Николай Ивановичъ отвернулся.
— Тьфу, ты пропасть! И здсь… Вотъ навязался-то! Какъ бльмо на глазу торчитъ, — пробормоталъ онъ съ неудовольствіемъ. — Да это нахалъ какой-то.
Развеселившійся было Николай Ивановичъ опять. надулся.
Внизу супруговъ встртилъ оберъ-кельнеръ и съ почтительнымъ наклоненіемъ головы сказалъ по-французски: