Наши за границей

— Позвольте мн отрекомендовать себя, какъ француза, бывалаго въ Россіи. По дламъ тхъ фирмъ, представителемъ которыхъ я нахожусь и въ настоящее время, я пробылъ недлю въ Петербург и недлю въ Москв. Я обвороженъ русской жизнью. Le isvostschik, le samovar, le tro"ika, le vodka, les mougiks — все это я видлъ и отъ всего въ восторг, тараторилъ французъ и продолжалъ припоминать русскія слова, названія нкоторыхъ петербургскихъ и московскихъ улицъ и зданій. — Я комми-вояжеръ… — произнесъ онъ въ заключеніе.

Глафира Семеновна слушала и молчала.

— Je crois, que madame parle fran`eais? — спохватился спросить ее французъ.

— Энъ пе, монсье… — отвчала она и, обратясь къ мужу, пояснила, что поняла изъ того, что ей разсказалъ французъ.

— Прекрасно, прекрасно, но все-таки ты съ нимъ не очень… Чортъ его знаетъ, можетъ быть, онъ и вретъ, что онъ изъ торговаго класса, — отвтилъ Николай Ивановичъ. — Морда, знаешь, у него не торговая.

Еще черезъ нсколько минутъ французъ съ усиками, вынувъ бонбоньерку, предложилъ изъ нея Глафир Семеновн конфектъ. Глафира Семеновна колебалась, брать ей или не брать, — и взглянула на мужа.

— Да бери, бери. Ничего… Онъ самъ ихъ лъ, стало-быть отравы нтъ.

Глафира Семеновна взяла конфетку и положилъ ее въ ротъ.

Еще черезъ полчаса французъ съ усиками снялъ съ стокъ надъ сидньемъ свои два маленькіе чемоданчика и, раскрывъ ихъ, началъ показывать Глафир Семеновн образцы товаровъ тхъ фабрикъ, по представительству которыхъ онъ здитъ по разнымъ городамъ. Это были большіе куски дорогихъ кружевъ, фаншоны, пелерины, тюники. Французъ показывалъ и говорилъ цны.

— Ахъ, какая прелесть! — восторгалась Глафира Семеновна. — И какъ дешево! Коля! Коля! Смотри! Цлый кружевной воланъ и всего за шестьдесятъ франковъ. Вдь у насъ въ Петербург за такой воланъ надо заплатить шестьдесятъ рублей и то еще не купишь, — говорила она мужу и, обращаясь къ французу, спросила: И онъ пе ашете ше ну?

— Это только образцы, мадамъ. По этимъ образцамъ мы принимаемъ заказы и продаемъ вообще en gros, но эта вещь у меня въ двухъ экземплярахъ и ежели она вамъ нравится, то я вамъ могу ее уступить по фабричной цн,- отвчалъ французъ.

— Коля, ты передо мной виноватъ, глубоко виноватъ за твои безобразія въ Париж, а потому, какъ хочешь, ты мн долженъ купить этотъ воланъ. Къ тому-же, ты и общалъ мн подарокъ за свою провинность. Вдь всего только шестьдесятъ франковъ, — приставала къ мужу Глафира Семеновна.

— Деньги-то, понимаешь-ли ты, деньги-то мн не хочется ему свои показывать, — отвчалъ Николай Ивановичъ. — Можетъ быть, онъ и товарами-то тебя съ мошенническою цлью заманиваетъ, чтобы узнать, гд у меня лежатъ деньги, и потомъ ограбить.

— Да полно! Что ты! Онъ на мошенника нисколько не похожъ.

— Ну, покупай.

Николай Ивановичъ осторожно ползъ въ карманъ и, не вынимая всего кошелька, ухитрился какъ-то вытащить три двадцати-франковыя монеты и передалъ ихъ французу.

Французъ продолжалъ перебирать свои товары.

Посл кружевъ онъ перешелъ къ шелковой басонной отдлк, отъ басонной отдлки къ лентамъ, и кончилось тмъ, что Глафира Семеновна купила у него еще на сто десять франковъ.

— Вотъ чортъ нанесъ соблазнителя! — сердито бормоталъ Николай Ивановичъ.

LXXV

Покупками своими у комми-вояжера Глафира Семеновна была буквально очарована. Она нсколько разъ принималась ихъ разсматривать, поднимая къ свту лампы, устроенной въ потолк вагона, а комми-вояжеръ, покручивая свои черненькіе усики, продолжалъ расхваливать проданный товаръ.

— Эти кружева — знаменитыя Шантильи, не подражаніе, а настоящія Шантильи, — бормоталъ онъ по-французски.

— Да, да, это Шантильи… Я вижу… я знаю, я понимаю… — отвчала Глафира Семеновна по-русски. — Мерси, монсье, боку мерси, и она протянула ему руку.

Комми-вояжеръ крпко пожалъ ея руку, стрльнулъ глазами, произнеся:

— Очень радъ, что могъ угодить русской дам. Русскимъ я вообще симпатизирую, а отъ русскихъ дамъ окончательно въ восторг.

— Ахъ, какой любезный человкъ! — обратилась къ мужу Глафира Семеновна. — То-есть въ высшей степени любезный, а мы его приняли за мошенника.

— Такъ-то оно такъ, а все-таки ты, Глаша, съ нимъ не очень… — отвчалъ Николай Ивановичъ.

А комми-вояжеръ такъ и бормоталъ безъ умолку, такъ и пересыпалъ свой разговоръ любезностями, не заботясь о томъ, все-ли понимаетъ изъ его рчей Глафира Семеновна. Мало-по-малу онъ превратился въ самаго услужливаго кавалера. Стоило только Глафир Семеновн облокотиться на свою подушку, какъ уже онъ бросался поправлять ей эту подушку, снялъ съ веревочной плетенки одинъ изъ своихъ маленькихъ кожаныхъ баульчиковъ съ образцами товаровъ и подставилъ ей подъ ноги вмсто скамеечки. На какой-то станціи, выглянувъ въ окно, онъ купилъ нсколько сочныхъ грушъ и предложилъ ихъ Глафир Семеновн. На одной изъ слдующихъ станцій явилась корзиночка съ виноградомъ, которая была тоже предложена Глафир Семеновн. Благодарить ей тоже за любезность приходилось поминутно. Николай Ивановичъ только и слышалъ слова «мерси, монсье», взглядывалъ на жену и, видя ея улыбку, обращенную къ комми-вояжеру, начиналъ уже недружелюбно коситься.