Наши за границей

– Есть два‑три ресторана с ночной торговлей, но там по ночам берут за все двойную плату.

– Пустяки. Поедемте. Только бы поужинать да с хорошим земляком побеседовать. Столько времени русского человека в глаза не видал, да разве стану я какие‑нибудь цены рассчитывать…

– Неловко вам в эти рестораны ночью с женою ехать.

– Отчего?

– Оттого что там исключительно только одни кокотки по ночам бывают. Туда после театров только с кокотками ездят.

– Николай Иванович, поедем туда! – воскликнула вдруг Глафира Семеновна. – Покажи мне, какие такие парижские кокотки.

– Да что ты, что ты, матушка! – махал руками Николай Иванович. – Разве это можно?

– Отчего же? Ну кто нас здесь, в Париже, знает? Решительно никто не знает.

– Но ведь и тебя самое могут за кокотку принять.

– А пускай принимают. Что ж из этого? Ведь я буду с мужем, с тобой.

– Что ты говоришь! Боже мой, что ты говоришь!

– Пойдем, Николай Иванович. С мужем жена может где угодно быть.

– Но ведь тебя какой‑нибудь пьяный может схватить, обнять, поцеловать. Я не стерплю – и выйдет скандал, драка… Нет, нет…

– Неловко вам туда, сударыня, ехать, положительно неловко, – сказал земляк.

– Экие вы, господа, какие! Ничего настоящего парижского я не увижу. Ведь этими самыми кокотками Париж‑то и славится, – пробормотала Глафира Семеновна.

– Полно, полно… Не мели вздору, – строго заметил ей Николай Иванович и опять обратился к земляку: – Но ведь есть же здесь и семейные люди… Где ж они ужинают?

– В большинстве случаев здесь совсем не ужинают. Поздний обед – чуть не в восемь часов вечера, так какой же ужин! Но ежели семейные люди хотят по ночам есть, то они ранее покупают себе что‑нибудь из холодных закусок и едят дома.

– Эх, жалко, что мы не можем с вами поужинать! – досадливо пробормотал Николай Иванович.

– Тогда завтра можем пообедать, – отвечал земляк. – Вы завтра будете на выставке? Вот назначим там какой‑нибудь пункт и встретимся.

– Надоела уж выставка‑то. Завтра мы думаем пошататься по магазинам. Она вон хочет себе что‑нибудь в магазине «Де Лувр» купить.

– И отлично. И я там буду. Вот там и встретимся. В котором часу?

– Часов в одиннадцать.

– Верно уж, будете шелковые материи для жены покупать? Так спросите шелковое отделение во втором этаже и будьте там.

В это время в фойе раздался звонок, возвещающий, что сейчас поднимут занавес.

– Звонят. Сейчас начнется акт. Пойдемте на места… – сказал земляк, пробираясь из фойе в коридор, и, раскланявшись с супругами, сказал: – Так завтра в магазине «Де Лувр»? До свидания.

Наши герои также направились в театральную залу.

Русский напиток спирт

Еще и одиннадцати часов не было, а спектакль в театре «Эдем» кончился. Супруги отправились домой. Они хотели ехать, но у подъезда, к немалому их удивлению, не оказалось извозчиков, и вследствие этого пришлось отправиться пешком. Расстояние от театра до их квартиры было, впрочем, невелико. На этот раз Глафира Семеновна вела уже своего мужа домой с уверенностью в дороге. Вчерашнее ночное отыскивание гостиницы ознакомило ее с улицами, ведущими к этой гостинице. Площадь Большой Оперы была знакома, прилегающая к ней улица Лафайет была знакома, переулки, выводящие из улицы Лафайет к гостинице, были также узнаны ею. Вот и посудная лавка на углу переулка. Она не была еще закрыта. Супруги вспомнили, что они хотели купить себе спиртовой таган и жестяные чайники для заварки чая, зашли в лавку и купили. Зашли также в съестную лавку и купили себе колбасы и сыру. В съестной лавке оказался и хлеб, который также был приобретен ими. Домой они возвращались с ужином, но вот беда – у них не было спирту для тагана, на котором они могли заварить чай. Где купить спирт – они не знали, не знали даже, как он называется по‑французски, чтобы спросить его.

– Делать нечего, придется опять без чаю спать ложиться, – сказал Николай Иванович и, тяжело вздохнув, прибавил: – Эх, жизнь парижская! А говорят еще, цивилизованная.

Подъезд гостиницы, как и вчера, был уже заперт. Они позвонили. Отворил им опять сам хозяин без сюртука, в одном жилете и в ночных туфлях. На площадке около лестницы стояли две складные кровати, и на каждой из них из‑под одеяла торчало по голове в белых спальных колпаках. В одной из голов супруги, при свете привернутого, еле мерцающего рожка газа, узнали голову слуги, прислуживавшего им в номере.

– А что, вен руж можно а презан получить? Он пе? – спросил Николай Иванович хозяина.

Тот поморщился, но все‑таки ответил, что можно.

Очевидно, всякая жизнь в этой маленькой гостинице совсем уже кончалась к одиннадцати часам вечера, и постояльцы и прислуга после этого времени спали.

Когда они проходили мимо кровати слуги, тот поднял на своем ложе голову, подобно сфинксу, и произнес:

– La bougie et les allumettes sont près de la porte.

– Что он такое бормочет нам? – спросил жену Николай Иванович.

– Что‑то про свечку и про спички, – отвечала та.