Наши за границей

Извозчик, должно быть, заметил, что о нем идет речь. Он улыбнулся и, когда Глафира Семеновна, отрезав от сэндвича кусочек, положила его себе в рот, сказал, кивнув:

– Bon appétit, madame.

Глафира Семеновна поблагодарила его также кивком и пробормотала мужу:

– Заговаривает, положительно заговаривает с нами. Ты слышал, что он сейчас сказал мне: «Приятного аппетита»?..

– Полировка, французская полировка… – отвечал Николай Иванович.

– Ну и у них есть невежи, а это какой‑то особенный.

Допивая красное вино, извозчик, как бы извиняясь перед супругами, что он их задерживает, опять обратился к Глафире Семеновне по‑французски:

– Еще чашку кофе, мадам, и я к вашим услугам.

– Даже кофей будет пить после завтрака, – вот какой извозчик! – перевела Глафира Семеновна слова извозчика Николаю Ивановичу.

Прислуживавшая женщина действительно принесла извозчику большую чашку кофе с молоком, и он принялся за кофе, медленно хлебая его с ложки. Проглотив несколько ложек, он опять начал:

– Господин не говорит по‑французски? – При этом он кивнул на Николая Ивановича.

– Нон… Эн пе иль компран, ме не парль, – отвечала Глафира Семеновна.

– Il me semble, madame que vous êtes russes. Глаз парижского извозчика никогда не обманывается насчет русских. Вы русские?

– Вуй, ну сом рюсс.

Извозчик приподнял клеенчатую шляпу, прищелкнул языком и сказал:

– Brave nation… И должен вам сказать, что все наши симпатии к русским…

Наконец извозчик залпом допил из чашки остатки кофе, положил на стол за завтрак деньги и, встав из‑за стола, сказал:

– Теперь я к вашим услугам, мадам. Благодарю за вашу любезность, что подождали меня. Прошу вас в экипаж.

Поднялись из‑за столика и супруги. Глафира Семеновна шла вперед, Николай Иванович следовал сзади. Они подошли к экипажу, и лишь только Глафира Семеновна приготовилась садиться и занесла ногу на подножку экипажа, извозчик тотчас же подставил ей руку, свернутую калачиком. Глафира Семеновна остановилась и недоумевала.

– Обопритесь, обопритесь, мадам, на мою руку, – заговорил извозчик и тут же прибавил: – О, я вижу теперь, что этот господин ваш муж, а мужья вообще плохие кавалеры.

Глафира Семеновна оперлась на руку извозчика и, поблагодарив, села в экипаж.

– Каков извозчик‑то! – толкнула она усаживающегося с ней рядом мужа. – Боже мой, да это даже и не похоже на извозчика, до того он учтив.

– На чай хочется получше получить, – вот он и подлащивается.

– Однако посмотри, как ловко он подал руку; совсем на офицерский манер. Ты прими в соображение, что ведь он старик.

– Наполировался. Старику‑то наполироваться еще легче.

Извозчик между тем влез на козлы, и экипаж поехал.

– Удивительно, какой элегантный извозчик, – продолжала Глафира Семеновна. – Ты знаешь, он даже и тебя осудил, что ты не подсадил меня в экипаж.

– А за это ему по шапке. Какое такое он имеет право над седоком смеяться?

– Ну, ну… Пожалуйста, пожалуйста… Ты бы вот лучше вчерашнюю дикую‑то бабу по шапке! А то тебя на это не нашлось. Ты вот полированного человека хочешь по шапке.

– А не смейся над седоком в глазах жены…

– Оставь, Николай Иваныч, оставь. Раскаиваюсь, что и сказала тебе.

Подъезжали к Луврскому магазину.

– Вот Луврский магазин, – отрекомендовал извозчик, обернувшись к седокам вполоборота. – Сегодня воскресенье, и он заперт, но советую побывать вам в нем в другие дни.

– Коман ферме? Ах, ком се домаж! – заговорила Глафира Семеновна. – Николай Иваныч, ведь магазин‑то заперт, – обратилась она к мужу.

– Я говорил тебе.

– Как же нам теперь попросить, чтобы сегодня вечером вещи‑то мои были готовы? Мне положительно не хочется еще на день оставаться в Париже. Коше! Пе тон постучать эн пе а ля порт? Пе тетр отворят. Уврир могут? Вуй?.. Ведь есть же там хоть артельщики дежурные? Арете, коше…

Глафира Семеновна остановила извозчика, вышла из экипажа и стала искать звонок около двери магазина, но звонка не оказалось. Она стукнула в дверь.

– Бесполезно, мадам. Сегодня не отворят, – сказал ей извозчик. – Сегодня все амплуайе праздничают, находятся где‑нибудь за городом на свежем воздухе и проводят время с дамами сердца.

Постучав еще несколько раз в дверь, Глафира Семеновна снова уселась в экипаж и сердито сказала мужу:

– Ну, все равно, останемся еще на один день в Париже, только заруби себе на носу, что я на выставку к проклятым диким положительно уж больше ни ногой. Коше! Картье Латин, же ву при! – скомандовала она извозчику.

О пользе чтения

Супруги ехали почти шагом. Извозчик поминутно оборачивался к седокам и, указывая на какое‑либо здание, бормотал без умолку. Лицо его то улыбалось, то принимало серьезное выражение, говорил он то с восторгом, то с грустью, то прищелкивал языком, кивал. Очевидно, он и сам восхищался Парижем.

– Говорит красно, а поди разбери, что он такое бормочет! – сказал Николай Иванович жене. – Понимаешь что‑нибудь, Глаша?

– В том‑то и дело, что мало. А очень жаль. То есть названия церквей‑то и улиц я понимаю. Вот сейчас проезжали мимо биржи, на которой проигрался маркиз де Клермон.

– Какой такой маркиз Клермон?

– А это из одного романа. Помнишь, я тебе читала?