Наши за границей. Где апельсины зреют

Кривой гребец взялся за весла. Он был почти полуголый. Штаны и рукава грязной рубахи были засучены донельзя, дальше чего уже их засучивать нельзя. В расстегнутый ворот виднелась волосатая коричневая грудь. Лицо было также коричневое, обрамленное седой, вплотную подстриженной бородой, и смотрел только один глаз. Голова была вместо шляпы обвязана какой-то цветной тряпицей. Лодка подъезжала к громадной отвесной скале, на вершине которой карабкались козы, казавшиеся величиной с цыпленка. Внизу под скалой бродили по колено в воде два голых субъекта, нагота которых прикрывалась только короткими штанами. Они размахивали руками, что-то кричали и манили к себе приближающиеся лодки.

– Смотрите, смотрите, в каких костюмах… – указывал на голых Конурин. – Неужто на этом острове все жители в такой одежде щеголяют? Ведь это Адамова одежда-то.

– Не может быть. Это, наверно, купающиеся, – отвечал Николай Иванович. – Глаша, смотри.

– Вот еще… Очень нужно на голых смотреть, – ответила Глафира Семеновна.

– Позвольте… А может быть, этот остров с диким сословием… Дикое сословие здесь живет. Ведь есть же такие острова, где дикие, – опять начал Конурин. – Как же тогда-то?.. За неволю придется на них смотреть, глаза себе не выколешь.

– Полноте врать-то, Иван Кондратьич. Дикие в Африке, а здесь Италия.

– А почем вы знаете, что Италия? Может быть, уж нас в Африку привезли.

– В Африке арапы, а здесь, неужто не видишь, это белый народ, – вставил свое слово Николай Иванович.

– Да ты посмотри. Какой же это белый. Полубелый – вот я согласен. Совсем коричневые морды.

К голым субъектам, однако, подъехали две лодки. Голые субъекты тотчас же бросились в воду, нырнули и по прошествии некоторого времени вынырнули, высоко держа что-то в руках над головами.

– Что-то показывают… – сказал Николай Иванович. – Должно быть, представление какое-то. Глаша! Не подъехать ли нам посмотреть? – спросил он жену.

– Выдумай еще что-нибудь! – огрызнулась Глафира Семеновна и, обратясь к лодочнику, стала спрашивать: – У е грот бле? Далеко грот бле? Луан?[168]

Лодочник обернулся, пробормотал что-то непонятное и указал на небольшое отверстие в скале, приходящееся над самой водой. Передовые лодки, подъезжая к нему, мгновенно исчезали. Около отверстия на камнях стоял шалаш, и у шалаша виднелись два солдата в кепи с светло-зелеными околышками.

– Солдаты какие-то стоят, – указала Глафира Семеновна. – Должно быть, для порядку поставлены.

Лодочник подвез к шалашу. Солдаты протягивали руки с маленькими цветными билетами и кричали что-то, из чего Глафира Семеновна могла понять только слово – «антрэ».

– Де лира пер персон, – кивнул лодочник на солдат.

– За вход берут две лиры с персоны. Припасай, Николай Иванович, скорей шесть лир, – сказала Глафира Семеновна. – Батюшки! Какое маленькое отверстие в гроте! Как мы проедем и выедем? Господи! пронеси!

Николай Иванович купил въездные билеты. Конурин сидел бледный и говорил:

– За свои деньги и не ведь в какую морскую дыру лезть! Вот не было-то печали!..

– Надо нагнуться. Вон, даже ложатся на дно лодки… А то не проедешь… – указывала Глафира Семеновна и первая встала на колени на дно лодки.

Лодка стояла у самого отверстия в грот. Из грота слышался глухой всплеск воды. Лодочник, упираясь веслом в скалу, кричал что-то Николаю Ивановичу и Конурину, но те не понимали, что им говорят. Он подскочил к ним, обхватил их за шею руками и стал пригибать к дну лодки. Конурин начал бороться с лодочником.

– Что ты, арапская морда! С ума сошел, что ли! – закричал он и, в свою очередь, схватил лодочника за горло.

– Пригнитесь, пригнитесь… Лягте в лодку. Иначе не проедете в грот, – говорила Глафира Семеновна, но сильный лодочник повалился уже вместе с Николаем Ивановичем и Конуриным на дно лодки, и лодка проскочила в грот.

– Анафема треклятая! Да как ты смеешь!.. – заорал на лодочника Конурин, поднимаясь с дна лодки, но тотчас же умолк, будучи поражен величественным зрелищем.

Громадный грот, вышиною в несколько сажень, светился весь голубым фосфорическим блеском. Вода, стены, купол – все было голубое и искрилось. Со стен и с купола грота свешивались лазуревые сталактиты. Вода была до того прозрачна, что при нескольких саженях глубины было видно дно.

– Ах какая прелесть! Да это просто волшебное царство! – вырвалось восклицание у Глафиры Семеновны.

– Ловко размалевано! – пробормотал Конурин.

– Что вы, что вы! Да это все натуральное, это природа.

– Неужто природа? А мне кажется, что немец подсинил.

– Из-за того-то и ездят сюда смотреть, что все это природное.

– Позвольте… Но как сосульки-то с потолка? Сосульки совсем как в зимнем саду «Аркадии».

– И сосульки от природы, – отвечал Николай Иванович и прибавил: – Однако как бы такая сосулька не оборвалась да по башке…

– Где у них тут лампы с голубыми колпаками понавешаны – вот что я разобрать не могу, – разглядывал грот Конурин.

– Да что вы, Иван Кондратьич, это натуральное освещение, – отвечала Глафира Семеновна.