Лодки с пассажирами все прибывали и прибывали к пароходу. Самою последнею приплыла лодка с англичанином в клетчатом шотландском пиджаке. Он сидел в лодке и записывал что-то в записную книжку. В плетеной корзинке вместе с коробками лежали привезенные им из грота камушки, несколько мокрых раковин, билась еще живая маленькая рыбка и ползала маленькая черепаха.
– И чего это он с мелкопитающимися животными-насекомыми возится! – дивился Конурин, пожимая плечами.
Пароход начал давать свистки, вызывая из грота туристов, подождал еще немного и, захлопав колесами, тронулся дальше, огибая отвесную скалу. Пошли скалы отлогие, на скалах виднелись деревушки с небольшими беленькими домиками, и наконец показался город, расположенный на скалах террасами.
– Вон, направо, на самом берегу, голубой домик виднеется. Это-то и есть гостиница «Голубого грота»… – указывал контролер. – Как остановимся, переедете на берег на лодке, в эту гостиницу и идите.
– Капри это? – спрашивала Глафира Семеновна.
– Капри, Капри. В гостинице спрашивайте и вино Капри. Прелестное вино.
От берега между тем подъезжали уже навстречу пароходу лодки. В лодках опять сидели полуголые гребцы. Кроме гребцов, в некоторых лодках были и маленькие мальчишки. Пароход остановился. Гребцы, стараясь наперерыв причалить свои лодки к пароходу, ругались друг с другом самым усердным образом. Мальчишки тоже кричали, поднимая над головами корзинки с устрицами, с цветными раковинами, с копошащимися маленькими черепахами, и предлагали купить их.
– Садитесь, садитесь скорей в лодку, – торопил Ивановых и Конурина контролер.
– А вы приедете туда?
– Вслед за вами. Только всех пассажиров с парохода спущу.
Лодка перевезла Ивановых и Конурина на берег. Здесь опять осадили их босые грязные мальчишки. Они предлагали им устрицы, кораллы, апельсины на ветках. Одну из таких веток почти с десятком апельсинов на ней Глафира Семеновна купила себе и понесла ее, перекинув через плечо.
– Непременно постараюсь эту ветку целиком до Петербурга довезти в доказательство того, что мы были в самом апельсинном царстве, – говорила она.
Направляясь к голубому дому, где помещалась гостиница «Голубой грот», они шли мимо других гостиниц. Из гостиниц этих выбегали лакеи с салфетками, перекинутыми через плечо, и зазывали их завтракать. Один из лакеев схватил даже Конурина за руку и, твердя на разные лады слово «ostriche», тащил его прямо к входной двери своей гостиницы. Конурин отбился и сказал:
– Вот черти-то! Словно у нас в Александровском рынке приказчики. И зазывают покупателя, и за руки тащат. Подлец чуть рукав у меня с корнем не вырвал.
Вот и гостиница «Голубой грот». Голубой домик стоял в саду, расположенном на скалистой террасе. В саду под апельсинными и лимонными деревьями помещались столики, покрытые белыми скатертями.
– Смотри, смотри, Николай Иваныч, апельсины на деревьях висят! – восхищалась Глафира Семеновна. – Вот где настоящая-то Италия! Ведь до сих пор еще ни разу не приходилось нам сидеть под апельсинами.
Она протянула руку к дереву и спросила лакея:
– Гарсон! Ботега! Можно сорвать уно оранчио, портогало?
– Si, signora… – отвечал тот, поняв, в чем дело, и даже пригнул к ней ветку с апельсинами.
– Первый раз в жизни срываю с дерева апельсин! – торжественно воскликнула Глафира Семеновна.
Конурин сел за стол и хлопнул ладонью по столу:
– Сегодня же напишу супруге письмо, что под апельсинами бражничал. Гарсон! Тащи сюда первым делом Капри бутылку, а вторым коньяк.
– Ostriche, monsieur? – спрашивал лакей, скаля зубы и фамильярно опираясь ладонями на стол.
– Устрицы? И этот с устрицами! Ну тя в болото с этой снедью! Сам жри их. А нам бифштекс. Три бифштекс! Три… – Конурин показал три пальца.
– Si, monsieur. Minestra?.. Zuppa? – спрашивал лакей.
– Вали, вали и супу. Горяченького хлебова поесть не мешает, – отвечал Николай Иванович.
– Macaroni al burro?[172] – продолжал предлагать лакей.
– Только уж разве, чтоб вас потешить, макаронники. Ну, си, си. Вали и макарон три порции. Три… – Николай Иванович в свою очередь показал три пальца и прибавил, обратясь к жене: – Скажи на милость, как мы отлично по-итальянски насобачились! И мы все понимаем, и нас понимают По-ихнему устрицы – и по-нашему устрицы, по-ихнему баня – и по-нашему баня.
– Да ведь их язык совсем нетрудный, – отвечала Глафира Семеновна и крикнула вслед удаляющемуся лакею: – Желято, желято! Мороженого порцию захвати. Уна порция.
– Si, signora… – на бегу откликнулся лакей.
Показался контролер и говорил:
– Не правда ли, какая хорошая гостиница? Сад… На скале… Один вид на море чего стоит!
LXIX