Наши за границей. Где апельсины зреют

– Да не задул бы ветер и не разыгралась бы качка. Видите это облако над Везувием? Оно очень подозрительно.

Глафира Семеновна слегка побледнела.

– Неужели будет буря? – быстро спросила она.

– Буря не буря, а покачать может. Да вы не пугайтесь. Что вы! Может быть, и так обойдется.

Контролер пожал всем руки и побежал садиться в лодку.

А облако над Везувием все увеличивалось и увеличивалось. Оно уже закрыло солнце. Голубая вода посерела. На тихом до сего времени море показалась зыбь. Капитан быстро исчез от своего стола. Задул ветер.

– Николай Иваныч, уж не остаться ли нам здесь на Капри ночевать в гостинице? – обратилась к мужу Глафира Семеновна.

– Ну вот еще! Да здесь на Капри с тоски помрешь. Кроме того, у нас взяты на сегодняшний вечер билеты в театр Сан-Карло. Нет-нет, поедем в Неаполь.

– А вдруг буря? Я бури боюсь.

– Вот видишь, видишь. Говорил я тебе, что не следовало на этот Капри ездить. Да и ничего на нем нет особенного. Голубой грот – вот и все.

– А мало вам этого? Мало? Эдакая прелесть Голубой грот! Кроме того, на пароходе я себе очень дешево камей накупила, черепаховых гребенок. А ветка с апельсинами?

– На ослах помотались… – проговорил заплетающимся языком Конурин.

– Ну, насчет ослов-то вы уж молчите. Все удовольствие мне испортили, – огрызнулась на него Глафира Семеновна.

– Не я это, милая барынька! не я, а ослы.

А над островом Капри растянулась уже туча. Накрапывал редкий дождь. Ивановы и Конурин начали рассчитываться за завтрак и спешили на пароход.

– Господи! Пронеси! Ужасно я боюсь бури… – шептала Глафира Семеновна.

Они сошли на пристань. Пароход давал свистки. Столпившиеся пассажиры поспешно садились в лодки и направлялись на пароход. На пристани Конурин купил несколько апельсинных ветвей с плодами и сидел в лодке как бы в апельсинном лесу. Нитки с кораллами, купленные у ребятишек на пристани, висели у него уже не только на шее, а на плечах, на пуговицах пиджака. Кораллами была обмотана и шляпа.

– Чего вы дурака-то из себя ломаете! Чего вы кораллами обвесились! Что это за маскарад такой! Снимите их! – кричала на него Глафира Семеновна.

– Местные продукты. Своим поросятам в Питер в подарок свезу, – отвечал он.

Лодку уже изрядно покачивало. Николай Иванович сидел и кусал губы.

– Не следовало на Капри ездить, не следовало, кто боится воды, – говорил он.

Редкий дождь усиливался и у самого парохода перешел в ливень. Ветер крепчал. На пароход Глафира Семеновна взбиралась совсем бледная, с трясущимися губами и продолжала шептать:

– Господи Боже мой! Да что же это будет, ежели вдруг буря начнется!

На пароходе стоял англичанин в шотландском клетчатом пиджаке, показывал всем свой барометр и таинственно покачивал головой.

LXX

Пароход снялся с якоря и направился к Соренто, куда нужно было высадить несколько пассажиров. Ветер и дождь не унимались. Пароход качало. Пассажиры забрались в каюту и сидели, уныло посматривая друг на друга. Очень немногие бодрились и переходили с места на место, придерживаясь за скамейки, столы и стены. Дамы сидели бледные. Некоторые сосали лимон. Буфетная прислуга бегала с кофейниками и бутылками и предлагала кофе и коньяк. Англичане сосали коньяк через соломинку или макали в него сахар. Черномазый буфетный мальчишка опять подскочил к Николаю Ивановичу и Конурину и воскликнул:

– Рюсс… Коньяк? Вкуснэ…

– Ах чертенок! По-русски выучился говорить… – проговорил Конурин. – Кто это тебя выучил? Контролер, что ли? Ну давай сюда нам коньяку две рюмки.

– Не пейте, не пейте. Вы уж и так пьяны, – пробормотала Глафира Семеновна.

Бледная как полотно, она помещалась в уголке каюты и держала у губ очищенный апельсин, высасывая его по капельке.

– Матушка, мы от бури… В бурю, говорят, коньяк отлично помогает, – отвечал ей Конурин. – Вон господа англичане все пьют, а они уж знают, они торговые мореплаватели.

– Англичане трезвые, англичане другое дело.

– Выпей, Глаша, хоть кофейку-то, – предложил ей Николай Иванович.

– Отстань. Меня и так мутит.

– Да ведь кофей от тошноты помогает.

– Ах, не говори ты со мной, пожалуйста, не раздражай меня! Просила на Капри остаться до завтра, так нет, понесла тебя нелегкая в бурю. Подлец.

– Да какая же это буря, голубушка! Вот когда я ехал по Ладожскому озеру в Сермаксы…

– Молчи. А то я в тебя швырну апельсином.

– При английской-то нации да такая бомбардировка? Мерси…

– Прилягте, матушка, голубушка, прилягте на диванчик. Может быть, легче будет, – подскочил к ней Конурин.

– Прочь! Видеть я вас не могу в этих кораллах. Что это за дурацкий маскарад! Как клоун какой, обвесились нитками кораллов. Посторонних-то постыдились бы…

Она даже замахнулась на Конурина. Конурин отскочил от нее и пробормотал:

– Чего мне стыдиться! Я за свои деньги.

Николай Иванович дернул его за рукав и сказал:

– Оставь… Теперь уж не уймешь… Расходилась и закусила удила. Нервы…

Глафира Семеновна стонала:

– Ох-ох… И капитан-то – живодер. Не мог у Капри остаться и переждать бурю.

У Соренто остановились. Ветер до того окреп, что пассажиров еле могли спустить с парохода на лодки. Лодки так и подбрасывало на волнах.