Наши за границей. Где апельсины зреют

– Зачем же вы на товарищей-то клепаете? Вовсе вас никто не тащил на Везувий силой, – заметила Глафира Семеновна.

– Ну да уж что тут! – развел руками Конурин. – Один, само собой, я бы и за границу-то не потащился, а не токмо что на Везувий. Ах, женушка, женушка, голубушка! Что-то она теперь дома делает? По часам ежели, то, должно быть, после обеда чай пьет, – вздохнул он.

– Ну а ты, Глаша, что написала? – спросил жену Николай Иванович.

– Ничего. Не ваше дело. Написала уж такую загвоздку, что Гликерия Васильевна от зависти в кровь расцарапается, – улыбнулась Глафира Семеновна. – Вон кружка на стене, опускайте ваши письма в почтовую кружку, – прибавила она и, встав с места, опустила свое письмо.

Вскоре вернулись с верхушки Везувия англичане и Перехватов, ходившие смотреть на поток лавы. Перехватов был в восторге и говорил:

– Ну, господа, что мы видели, превосходит всякие описания! Как жаль, что вы не пошли посмотреть на текущую лаву!

Но Перехватова перебил Граблин. Он набросился на него и с бранью стал осыпать попреками за то, что тот не разбудил его, чтобы подниматься на Везувий.

LXIV

Перебранка между Граблиным и Перехватовым продолжалась и во время обратной поездки в шарабане от железнодорожной станции до Неаполя. Граблин не унимался и всю дорогу попрекал Перехватова тем, что Перехватов ездит на его, Граблина, счет. Высчитывались бутылки вина, порции кушаний, стоимость дороги, все издержки, употребленные Граблиным на Перехватова. Наконец Граблин воскликнул:

– Чье на тебе пальто? Ты даже в моем пальто ходишь.

– Врешь. Теперь в своем, ибо я его заслужил, заслужил своим компаньонством, прямо пóтом и кровью заслужил. Мало разве я крови себе испортил, возя тебя, дикого человека, по всей Европе, – отвечал Перехватов.

– Ты меня возишь, ты? Ах ты, прощелыга! Да на какие шиши ты можешь меня возить?

– Я не про деньги говорю, а про язык. Ведь без моего языка ты не мог бы и до Берлина доехать. А все затраченное на меня я опять-таки заслужил и пользуюсь им по праву, в силу моего компаньонства и переводчества. Ты нанял меня, это моя заработанная плата.

– Хорош наемник, который бросает своего хозяина на станции, а сам отправляется шляться по Везувиям! Нет, уж ежели ты наемник, то будь около своего хозяина.

Англичане хоть и не понимали языка, но из жестов и тона Граблина и Перехватова видели, что происходила перебранка, и пожимали плечами, перекидываясь друг с другом краткими фразами. Ивановы и Конурин пробовали уговаривать Граблина прекратить этот разговор, но он, поддерживая в себе хмель захваченным в дорогу из ресторана вином, не унимался. Наконец Глафира Семеновна потеряла терпение и сказала:

– Никуда больше с вами в компании не поеду, решительно никуда. Это просто несносно с вами путешествовать.

– Да я и сам не поеду, – отвечал Граблин. – Я завтра же в Париж. Ты, Рафаэлька, сбирайся… Нечего здесь делать. Поехали за границу для полировки, а какая тут в Неаполе полировка! То развалины, то горы. Нешто этим отполируешься!

– Ты нигде не отполируешься, потому что ты так сер, что тебя хоть в семи щелоках стирай, так ничего не поделаешь.

– Но-но-но… За эти слова, знаешь?..

И Граблин полез на Перехватова с кулаками. Мужчины насилу остановили его.

– Каково положение! – воскликнула Глафира Семеновна. – Даже уйти от безобразника невозможно. Связала нас судьба шарабаном со скандалистом. Ни извозчика, ни другого экипажа, чтобы уехать от вас! И дернуло нас ехать вместе с вами!

– А вот спустимся с горы, попадется извозчик, так и сам уйду.

И в самом деле, когда спустились с горы и выехали в предместье Неаполя, Граблин, не простясь ни с кем, выскочил из экипажа, вскочил в извозчичью коляску, стоявшую около винной лавки, и стал звать с собой Перехватова. Перехватов пожал плечами и, извиняясь перед спутниками, последовал за Граблиным.

– Делать нечего… Надо с ним ехать… Нельзя же его бросить пьяного. Пропадет ни за копейку. По человечеству жалко. И это он считает, что я даром путешествую! – вздохнул он. – О, Боже мой, Боже мой!

– В «Эльдораду»… – приказывал Граблин извозчику. – Или нет, не в «Эльдораду»… Как его, этот вертеп-то? В казино… Нет, не в казино… Рафаэлька! Да скажи же, пес ты эдакий, извозчику, куда ехать. Туда, где третьего дня были… Где эта самая испанистая итальянка…

– Слышите? В вертеп едет. Нахлещется он сегодня там до зеленого змия и белых слонов, – покрутил головой Конурин и прибавил: – Ну, мальчик!

А вдогонку за их шарабаном во всю прыть несся извозчичий мул, извозчик щелкал бичом, и раздавался пьяный голос Граблина:

– Дуй белку в хвост и в гриву!

Стемнело уже, когда шарабан подъезжал к гостинице. Конурин вздыхал и говорил:

– Ну слава Богу, покончили мы с Неаполем. Когда к своим питерским палестинам?

– Как покончили? Мы еще города не видели, мы еще на Капри не были, – проговорила Глафира Семеновна.

– О, Господи! Еще? А что это за Капри такой?