Наследие аристократки

– В общем, фотографии Маргериты и ее супруга меня ничем не зацепили. Совсем другое дело – это снимки маленькой девочки. Ты знаешь, у меня мало детских фотографий, потому что мои родители были не самыми заботливыми, и это еще мягко сказано. Но когда я увидела ту девочку, то сразу поняла, что это я. На них нигде не было имени, только даты, а я в то время была как раз того же возраста, что и девочка на снимках. Но я совершенно не понимала, что мои фотографии делают в банковской ячейке и как они туда попали? И вот, – после паузы продолжила Валери, – я поехала к Винни, чтобы обсудить с ней очень странную мысль, которая пришла мне. У нас в доме не было никаких фотографий моей старшей сестры, Маргериты. Вроде бы маму настолько подкосила ее смерть, что она их все уничтожила вместе с другими вещами дочери. Это всегда было для меня непонятно. Я бы, наоборот, аккуратно хранила все, что напоминало бы мне о погибшем ребенке. Твои бабушка и дед всегда были невыносимо холодными, закрытыми людьми, скорыми на критику, и я вдруг подумала: а что, если Маргерита не погибла? Она влюбилась в итальянского графа, а родители, конечно, были против таких отношений и потому всем сказали, что старшая дочь умерла. Вполне возможно, что она все эти годы жила в Европе, замужем за итальянцем. В общем, я подумала, что совпадение имени неслучайно и Маргерита Пирсон может быть моей старшей сестрой. Винни было всего четыре, когда она уехала, а я вообще только родилась. Но я все-таки решила узнать у сестры, не приходила ли ей мысль, что нас обманывают и что Маргерита не умерла от гриппа. – Валери пристально посмотрела на сына.

– И что ответила тетя? – Рассказ мамы интриговал его все больше.

– Что у меня старческое слабоумие. Что я сошла с ума и родители никогда бы так не поступили. В отличие от меня, Винни их любила, и они к ней относились лучше. Самое главное, что она была похожа на них во всем, а я – нет, и они постоянно пытались меня переделать, заставить думать и вести себя как следует. А у меня не получалось. Винни сказала, что моя идея – нелепа, что родители никогда бы не придумали такую страшную ложь. И что на фотографиях, конечно, не я, потому что в то время все дети выглядели и одевались одинаково. Может, Винни говорила правду, но у ребенка на фотографии было мое лицо, мои глаза. Разговор закончился плохо, мы поругались. – Валери перевела дух и продолжила: – Тогда я решила повидаться с Фионой. Она наверняка знала, почему наша Маргерита уехала в Европу. Нам родители объяснили, что сестра захотела учиться и выбрала Швейцарию. Но опять же непонятно, как родители ее отпустили туда, где было так опасно, ведь шла война. И если Маргерита уехала в Швейцарию, то почему умерла в Италии? Нам не разрешалось спрашивать о ней и даже упоминать ее имя. Но меня Маргерита всегда интересовала. Поэтому я подумала, что Фиона, наверное, сможет рассказать мне что-то о ней, и узнать ее на фотографиях. Я взяла снимки и направилась в Нью-Гемпшир. Фионе уже девяносто четыре, но память у нее как в молодости.

Валери, не останавливаясь, продолжала рассказ, и Филипп завороженно слушал ее, не представляя, чем все закончится.