Наследие Десяти

Андрей кивнул – сдержанно и быстро, словно пытался как можно скорее разделаться с неминуемым. На то, чтобы продезинфицировать рану, смочив спиртом кровавую поверхность, понадобились секунды. И, хоть он по-прежнему не издал ни звука, мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что он держится из последних сил. Андрей пылал, облизывая сухие губы и задыхаясь в агонии.

– И последнее, – я открутила крышку длинного флакона с заживляющей мазью, – мы почти закончили.

Сглотнув, Андрей запрокинул голову и прикрыл глаза, готовясь к новому подходу.

– Все хотела спросить… – осторожно начала я.

– Да ты издеваешься… – прошептал он, задыхаясь.

– Надеюсь, ты согласился посмотреть на червей? – продолжила я, не обращая внимания на его причитания, и, захватив большой слой холодной мази, быстрым движением нанесла ее на поврежденную зону.

– Что?! – Изо рта Андрея вырвался полустон-полукрик. Радовало лишь то, что замешательства в нем однозначно было больше, чем чего-либо еще.

– Я про тот случай, когда Алик впервые пришел к тебе. – Еще до того, как он успел среагировать, я вновь провела лопаткой по ране.

Андрей дернулся всем телом.

– Да… да, я согласился взглянуть на дурацких червей, – произнес он на одном выдохе. – Их там было не меньше дюжины, и они вываливались из его карманов. Десять, ты могла спросить о чем угодно, вряд ли бы я сейчас смог уйти от ответа. А ты потратила такую возможность на червей…

– Черви безумно важны, – заметила я.

– Говоришь в точности как Алик…

Цель была достигнута – на лице Андрея промелькнуло подобие улыбки. Приподнявшись и облокотившись спиной о стену, он молча наблюдал, как я накладываю бинты.

– Если серьезно, я все думаю о том… – Я замялась, раздумывая, стоит ли озвучивать то, что в действительности не давало мне покоя. – Ты скажешь, что это не мое дело…

– Ну давай же, – нетерпеливо качнул головой Андрей, – ты уже начала.

– Как твоя мать могла оставить тебя? Согласиться не видеть, когда знала, что каждый из дней может быть последним? Как это могло не разбить ей сердце?

Я перешла черту. Мне не стоило спрашивать о подобном – это стало понятно сразу, как только лицо Андрея окаменело, а расширенные темные зрачки стали стеклянными.

– Ты права, это не твое дело, – ответил он. Его голос был холоднее льда. Внезапно тишина наэлектризовалась так, что даже ритм собственного пульса показался мне оглушительным. – Она не соглашалась, – наконец тихо сказал Андрей, – я сам умолял Брея забрать меня. Просто в какой-то момент я не смог больше смотреть на то, как она снова и снова надеется на мое выздоровление и каждый раз ее вера обращается в прах. Я хотел это прекратить. – Он поднял на меня красные глаза. – Боль тех, кого мы любим, разбивает наше сердце гораздо сильнее, чем собственная.

Мне ли не знать. Сидя на старом матрасе в сумрачной комнате под землей, я словно смотрела в зеркало.

– Ты навещал ее потом, после ремиссии?

– Несколько раз. Нейк не особо это поддерживал, но я должен был знать, что с ними все в порядке.

– Как давно вы виделись последний раз?

– Три года назад. Я хотел увидеть маму перед тем, как… – Андрей поморщился, – в общем, не важно. Просто хотел. К сожалению, наши желания не совпали.

– О чем ты? – в замешательстве прошептала я. – Как это возможно?

– Это было сразу после начала восстания. Моя мать до последнего не хотела верить, что Нейк Брей пойдет на это и что я его поддержу, – мертвым голосом произнес он. Мой взгляд скользнул вниз, и в длинных пальцах Андрея я успела уловить еле заметную дрожь. – Когда я появился у нее на пороге, она не злилась. Лишь сказала, что не знает того человека, что стоит перед ней. Что ее сын никогда бы не развязал войну.

Я замерла, опустив руки на колени и чувствуя, как внутренности завязываются в крепкий узел. Разве это нормально – чувствовать чью-то боль так сильно?

– Дай угадаю, ты не знаешь, что сказать, – слабо усмехнулся Андрей. – Хотя, если взять в расчет твое обостренное чувство справедливости, даже мне сложно представить, чью сторону ты могла бы занять.

– Обостренное чувство справедливости всегда играло со мной злую шутку. – Я сама не узнала свой внезапно севший до хрипоты голос. – Но, думаю, вряд ли я смогла бы отказаться от своего ребенка, даже если бы он обратил в пепел весь мир.