Наследие Десяти

Кошмары усиливались. Из раза в раз больное сознание выкидывало одно и то же: тысячи людей, задыхаясь от боли, умоляют о помощи. Прежде я лишь слышала их голоса, теперь же с каждым новым сном картинка прояснялась: я уже видела каменистую почву, утопающую в огне, и толпы людей, сгорающих заживо, погибающих у меня на глазах в чудовищных мучениях. Иногда, правда, картинка немного менялась, и передо мной представали не засушливые каменистые ландшафты, а колоритные тропики, песчаные пустыни или же ледяные, снежные высокогорья, а умирающие в мучениях уже и вовсе не казались людьми.

Реже, когда кошмары ненадолго отступали, я снова видела его – как правило, размыто, в отдалении. Иногда в сумерках или же в ослепляющих лучах огромного красного солнца мне удавалось уловить лишь его силуэт. Кажется, мы были примерно одного роста и возраста. Во всяком случае, я уже точно знала, что у него светлые, цвета пшеницы, волосы, складное, но немного худощавое телосложение и приятный низкий голос. Знала, что он предпочитал одежду светлых, преимущественно бежевых, тонов и что часто курил. Забавно, что даже это я смогла уловить в сумбурных картинах, что подкидывало утомленное воображение. При этом, при всех стараниях, у меня никак не получалось разглядеть его лицо. Не знаю, почему это вдруг стало для меня так важно. Как будто его образ мог помочь выкинуть из сознания другой – с изумрудными, как глубь океана, глазами.

Наскоро стянув с себя одежду, я забралась в душевую кабину. При одной мысли об Андрее Деванширском разум сходил с ума. Меня будто накрывало штормовой волной, приносящей одновременно десятки противоположных чувств – трепет, раздражение, нежность, страх, восхищение, боль… желание. Каждый час, каждую гребаную минуту меня влекло к нему так, словно я умирала от удушья, а он был последним глотком воздуха. Мне хотелось говорить с ним, спорить о бесполезности старых бумажных сборников поэзии на древнеарианском, что пылились на его столе. Хотелось участвовать в его ежедневной саркастической перепалке с Питером Адлербергом, хотелось смеяться с ним и после тяжелого дня пить кофе в библиотеке Брея. Хотелось снова и снова задавать ему вопросы, делиться своими мыслями. Хотелось ловить возмущенное ворчание в ответ и видеть, как его зеленые глаза вспыхивают, когда он пытается скрыть улыбку. Хотелось просыпаться ночью и слышать его музыку за соседней дверью – тысячи желаний крутились калейдоскопом, сменяя друг друга со скоростью света, и только одно из них было неизменно – болезненное, нестерпимое желание постоянно, беспрерывно касаться его. Снова и снова, снова и снова. Самое первое, самое естественное и неконтролируемое желание, возникшее сразу, стоило юноше впервые взглянуть мне в глаза. Желание, не имеющее ничего общего с разумом или душой. С первой нашей встречи я желала Андрея слишком сильно, и это было единственное чувство к нему, которое я понимала очень хорошо. Проклятье!

В отчаянии я сорвала с крепления шланговый душ и, подключив его параллельно с основным потоком воды, опустила вниз, туда, где внизу живота стягивался мучительный узел. Стоило на миг прикрыть глаза, как я вновь видела лицо Андрея. Полуулыбку и игру солнечных бликов на его скулах, длинные темные ресницы, когда он устало прикрывал веки, тонкую вертикальную складочку, что ложилась между бровей каждый раз, когда он хмурился, мелкие лучики морщин у глаз… ярких, изумрудных глаз, от одного взгляда которых перехватывало дыхание. Боги…

Моя свободная рука сама нашла рычаг управления и повернула его до упора, увеличивая напор воды до максимума. От резкого давления на чувствительную зону на мгновение потемнело в глазах, и глухой стон сам вырвался из груди.

Контроль летел к чертям. Растущее напряжение охватывало все тело, пока воображение подкидывало все новые и новые картины из памяти. Длинные изящные пальцы Андрея на фортепиано – и следом эти же пальцы сжимают мою ладонь, мимолетно касаются щеки, лихорадочно скользят по полу, пока он, стискивая челюсти, пытается справиться с болью от ранения. Его тело…

Его широкая, тяжело вздымающаяся грудь, очертания косых мышц – казалось, мои пальцы до сих пор помнили жар его кожи. Эпизоды всплывали один за другим, пока нарастающее мучительное желание накатывало волна за волной.

Будь ты проклят, Андрей Деванширский, будь ты проклят…

Чувствуя, как подкашиваются ноги, я, изнемогая и тяжело дыша, облокотилась свободной рукой на холодную стенку кабины. Кровь пульсировала в висках: еще немного, еще совсем чуть-чуть…

Кажется, я сходила с ума. Мне казалось, будто он и правда был тут. Я чувствовала его запах – смесь пихты и мяты, словно он впитал в себя всю свежесть Диких лесов. Его руки на моих плечах, его губы – тонкие, сжатые от напряжения – на расстоянии дюйма, его сбившееся дыхание на моем лице, шее, груди…