Наследие дракона

– Моё слово не имеет значения? – Киоко смотрела на него холодно, отстранённо. Не было похоже, что она злится, скорее просто уточняет.

– Имеет, но, Киоко, – имя непривычно прокатилось по языку, теперь они равны, теперь она для него просто Киоко, – ёкаи нападают на людей, убивают. Они убили твоего отца. Разве ты не хочешь наказать виновных?

– Моего отца? Это был убийца. Ёкай, шиноби, самурай, торговец – какая разница? Нужно искать убийцу, а не гнать из Иноси – и тем более из провинции – всех, кого твой отец подозревает. И зачем ему даймё других областей?

Иоши старался не злиться. Напоминал себе, что Киоко ничего не смыслит в политике, а значит, нужно быть терпеливым. Она имеет такое же право на своё слово, как и он. Он просто всё спокойно объяснит.

– Киоко, послушай. Ёкаи уже нападали на нас однажды. Самая кровавая война была с ними. Люди проявили невероятное великодушие, позволив им остаться на острове, заключили перемирие, выделили земли…

– Пустые выжженные западные земли. Я знаю. Безграничное великодушие, – всё тот же бесцветный голос.

– Но в итоге они расселились по всей земле Шинджу!

– Всё ещё гонимые и ненавидимые здесь. Разве все они чудовища? Ответь себе, Иоши. Ты знаешь одного. Тот, что помогал мне, тот, что служит твоему отцу, тот, что верен Шинджу и принёс клятву империи. Разве он чудовище? Зло во плоти? Его ты тоже изгонишь?

Её голос не дрожал, а вопрос не требовал ответа. Она была уверена, что он этого не сделает. Она хотела убедить его, что не все ёкаи заслуживают такой участи, но этот сад давно зарос сорняками и требовал прополки. А Хотэку…

Хотэку был единственным ёкаем во дворце.

Хотэку был единственным, кто мог беспрепятственно войти к императору.

Хотэку был самураем – тем, кто любого может провести во дворец, показать все охраняемые места и все бреши в обороне, помочь просочиться и в хранилище даров, и в тронный зал, и в сад Божественных источников.

Он должен сказать Киоко. Только вот Киоко не поверит. Не станет, не захочет. Иоши встал перед выбором между долгом и любовью. Снова. Он коснулся шрама на скуле.

В то утро Иоши проснулся рано. Отец иногда обучал его по утрам – до того как он поступил в школу – и в этот раз велел сыну пробежать по территории дворца три круга, прежде чем они начнут. Иоши иногда хитрил и срезал круги. Это было нечестно, но мир ещё не был таким строгим и требовательным к шестилетнему сыну сёгуна.

Срезая второй круг и пробегая мимо дворца Лазурных покоев, Иоши заметил движение на балконе. Он остановился, притаился в кустах ярко-розовой азалии, чтобы остаться незамеченным, и присмотрелся.

На балконе стояла девочка в распахнутом кимоно, под которым был тонкий нагадзюбан. Рядом – мальчик постарше. «Наверное, Киоко-химэ и Хидэаки-дэнка», – подумал тогда Иоши. Только вот принцесса была совсем не такой, какой должна была быть. Девочки не могут так выглядеть. Её волосы были растрёпаны, её лицо светилось от чувств, а наряд совсем не походил на одежду, в которой можно показываться людям. Иоши не раз видел девочек, но ни разу – такую.

Он знал, что женится на Киоко-химэ, когда вырастет. Он представлял себе девочку, которая, как и другие, ходит на уроки к Акихиро-сэнсэю, – прилежную, послушную, опрятную, красивую и правильную. Иоши презирал саму идею женитьбы – зачем воину дома какая-то жена?

Только Киоко-химэ оказалась совсем не такой, как он представлял. Она не выглядела правильной. И это его покорило.

В тот день он не мог перестать о ней думать. В мыслях снова и снова возникал образ девочки на балконе, что смотрит на восходящее солнце, чьи волосы и одежды мягко треплет ветер и чьи глаза – необычайно голубые, каких ни у кого нет, – как будто светятся. И её улыбка… Он никогда не видел девочек с улыбками. А она улыбалась.

На беду Иоши, именно в тот день отец решил развивать его ловкость. Он учил уклоняться от летящих стрел – учебных, совершенно не острых, – но они то и дело попадали в броню. Никогда до этого Иоши не был таким рассеянным на занятиях. Отец был зол. Очень зол.

– Иоши, справа, – он пустил стрелу слева. Мальчик не заметил этого, отклонился влево и зачем-то пригнулся. В итоге стрела – учебная и совершенно не острая – рассекла ему скулу так, что лекарю пришлось зашивать рваную рану. Но это было потом. Сначала Иоши рассердился на себя и на Киоко-химэ, запретил себе впредь вспоминать о ней и настоял на том, чтобы продолжить урок, несмотря на рассеченную скулу.

С тех пор он решил избегать её наяву и в мыслях. С тех пор между долгом и своими чувствами он всегда выбирал долг, как и подобает воину.

И сейчас он обязан выбрать долг. Хотя и принял свою любовь, она снова встала между ним и тем, что нужно для страны. Он не совершит ошибку. Он поступит, как требует кодекс. Он теперь даже не самурай – император. Его госпожа теперь – Шинджу. Иоши сумеет сделать всё, что нужно для её защиты.

И для защиты Киоко, которая сама не подозревает, кому позволила стать её другом.

* * *