В версии, сохранившейся в рукописи XVIII в.[776]
, говорится, что свое обучение воинскому искусству Кухулин «вместе с Уатах из Ложбины проходил вначале в великом свирепом Мунстере» и только после этого отправился в земли Скатах. Эти два места, равно как и Долина Злосчастья, и Зеленый остров, и Сиротливый остров, и некий Восточный мир, упоминаемые в разных кельтских текстах[777], можно отождествить с Иным миром, куда неофиты вступают при инициации. Вспомним, например, что уединенные лесные инициационные обители секретного общества Ндембо в низовьях Конго называются Страной смерти[778], а нисхождение в инфернальные регионы является, как известно, одной из важнейших черт ритуалов посвящения, будь то в шаманизме, будь то в мистериях античности[779].Подобно Кухулину в стране «Тени», неофиты во время инициационных церемоний сталкиваются с враждебными посвятителями в чудовищных личинах, и эти «сверхъестественные» наставники учат их разным секретам. Поздние версии упомянутой повести сообщают, что боевой прием, которому обучал Домнал (или его дочь), состоял в том, чтобы опираться грудью на острие копья, «так что оно не разрывало одежду». Кухулин настолько преуспел в этом, что научился лежать грудью на острие копья «и мог пребывать так хоть целый день»[780]
, что невольно вызывает в памяти индийского йога, отдыхающего на ложе из гвоздей. После того как Кухулин преодолел «мост срыва», ставший тонким, как волос, и скользким, как угорь, и предстал перед Уатах, она отвела его к «брадобреям», сказав им, чтобы они «обходились с ним нынче вечером мягко». Они, однако же, забросили его на крышу дома и стали метать в него копья и дротики — процесс закалки, после которого он спокойно встретит хоть целые армии[781]. Здесь, как и в других подвигах, герой бьет своих «посвятителей» их же оружием и посрамляет их, но знаменательно и то, что они называются «брадобреями», поскольку обрезание волос предположительно было у кельтов элементом инициации. Мы уже упоминали об унизительном обрезании волос Кухулина великаном Курои, которое тот совершает, испытывая его храбрость. Более того, Кухулин вернулся в Ирландию от Скатах как будто бы с «инициационным рубцом» на плече, и вот как это произошло: «Вызвал Кухулина на смертельный поединок один из великанов — сыновей Скатах. И когда сошлись они в битве лицом к лицу, упал сын Скатах на юношу и ударил его в плечо огромным своим зубом, вырвав кусок мяса и кожи величиной с палец. С тех пор навсегда остался на плече у Кухулина тот шрам. И стало называться это “рубцом Кухулина”»[782].Сексуальное содержание ритуалов инициации хорошо известно. В упомянутых рассказах тоже есть такие эпизоды — например, обнаженные женщины в истории о первой боевой победе Кухулина, эротический союз Финна с дочерью кузнеца, приключение, связанное с женщиной из сида, из-за которой «женихи» теряли своих людей, пленение Финном колдуньи на пороге сида. В этой связи можно назвать также союз Кухулина с дочерью Скатах и с великаншей Айфе, а также и с самой Скатах, «другом ляжек» которой он назван в некоторых поздних текстах[783]
. В этой книге мы уже неоднократно отмечали особую «женскость» Иного мира и появление сверхъестественных женских персонажей практически во всех циклах. Здесь достаточно отметить, что союз Кухулина с женщинами-воительницами, подобно союзу Ньяля со старухой, олицетворяющей Власть[784], есть бракосочетание неофита с его призванием. Посвящения в ремесло вообще, как правило, имеют ярко выраженную сексуальную соотнесенность, и взаимоотношения мастера с его искусством и материалами предстают как своего рода «брак». Земледелец, таким образом, есть «муж» своей земли, кузнец — «муж» кузницы и т. д. У одного из народов Северной Родезии, например, кузнец совершает прелюбодеяние, вступив в интимные отношения с земной женщиной, потому что он навеки связан с иной женой — с кузницей, «беременной железом»[785].