Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

Инициация включает как унижение неофита, так и его возвышение на более высокий уровень бытия; это и внушающее ужас испытание, и победа над ужасом. Герой подвергается обману, насмешкам и смертельной опасности, однако же миф прославляет положительную, победную сторону испытания, а не покорность, которую обычно связывают с юношами, проходящими инициацию. В ходе посвящения неофит осознает, что все эти «страсти» на самом деле только игра, имитация, а его «сверхъестественные противники и беспощадные посвятители» — взрослые соплеменники, одетые призраками или иными чудовищами. Но эти секреты ни под каким видом нельзя открывать женщинам и непосвященным; напротив, их обычно потчуют преувеличенными рассказами о страшных опасностях и великой храбрости и героизме неофита. Иногда в конце церемонии сами неофиты, надев страшные маски, появляются в деревне, наводя ужас на неинициированное население[786]. Вспомним в этой связи странный пассаж из повести о посещении Финном страны великанов: «И тут положил Финн свой палец на зуб мудрости и тотчас понял, что перед ним не великаны, а самые обыкновенные зачарованные люди и что он может убить их, если захочет»[787]. Но то, что реальность мифа лежит скорее в сфере драматургии, чем в обыденном мире, не следует квалифицировать как «разрушение иллюзии» в современном смысле. Неофитит освобождается от детских страхов, но вместе с тем его статус повышается. Как посвященный в тайну, он теперь может отождествить себя со сверхъестественными существами и персонифицировать их в ритуалах.

Функция инициации как способа приобщить юношу к миру взрослых давно и хорошо известна. Однако не менее важно при этом ритуальное нарушение табу, позволительность «излишеств», преступающих нормы обыденной жизни. Так, например, неофит культа Каннибала из племени квакиутл ест человеческое мясо — поступок «антигуманный», который внушает ужас непосвященным, но посредством которого неофит вступает в сферу божественного, где не действуют обыденные представления о добре и зле[788]. В тантрических ритуалах буддизма неофит причащается «к пяти запретным вещам» — вину, мясу, рыбе, жареному зерну и сексуальным отношениям, — но, совершая все эти «запретные» действия, он поднимается на более высокую ступень, которая выше закона[789]. Если смотреть на доблесть и нарушения табу с точки зрения самого героя, то он персонифицирует не только неофита, но и глубинную суть инициации. Он — победа, воплощение духа, не ведающего границ.

XIII. Сватовства

1

Вспомним теперь, что опасные приключения Кухулина в стране Скатах были спровоцированы отцом его невесты Эмер — Форгаллом Монахом, враждебно настроенным к жениху дочери. Форгалл был племянником Тетры, короля фоморов, а крепость его в Бреге носила название Луглохта Лога, Сады Луга. Прежде чем Кухулин отправился свататься к Эмер, король Конхобар послал девять мужей во все области Ирландии — нет ли в каком-либо замке или селении дочери короля или иного владетельного лица, к которой Кухулин захотел бы посвататься, — но поиски были тщетными. Хотя крепость Форгалла также находилась на территории Ирландии, путь туда представляется символическим странствием в таинственный мир. Во время знаменитого разговора с Эмер, состоящего из загадок, Кухулин говорит, что провел ночь «в доме человека, пасущего стада на равнине Тетры», и что он проехал «между двух лесистых гор» и далее «от покрова моря по великой тайне Племен богини Дану и по пене двух коней Эмайн, через сад Морриган, по хребту великой свиньи, по долине великой лани, между богом и пророком, по спинному мозгу жены Федельма, между кабаном и кабанихой, по берегу коней Деа, между королем Анада и его слугой, до Монкуйле, что у четырех углов света, по великому преступлению и остаткам великого пира, между большим и малым котлом до садов Луга и, наконец, до дочерей племянника Тетры, короля фоморов»[790]. Таким образом, поездка героя-жениха из Ульстера в Брегу становится ритуальным путешествием в Иной мир.