Наследная ведунка

— Чтоб у вас ноги поотнимались! Угрожать он мне будет! Шантажировать! Молоко ещё на губах не обсохло ведунку шантажировать! Да чтоб вас… Да я вас сама! Всех троих! По очереди! Уши оборву, засушу и на стену повешу! Как трофей! Думаете, напугали? Передумаю, думаете? Да шиш вам!

И, противореча сама себе, закидывала в дорожную сумку всё, о чём удавалось вспомнить. Зелья летели вперемешку с артефактами, без должной упаковки, без аккуратности; посуда и одежда; памятные мелочи; узелок с заначкой и надкусанный бутерброд, который я так и не доела с вечера, пока сумка не затрещала по швам.

А солнце, нетерпеливое, непреклонное солнце не желало оставаться за горизонтом. Оно ползло вверх и поторапливало. Розовые лучи осветили крыши, пронзили темноту закоулков, вспугивая крылатые тени.

Они сбежали, как явились, — налегке. Тоже мне воры! Даже ограбить не удосужились на прощание!

Ох, как же я мчалась! Точно по пяткам хворостиной стегали! Через заборы, чужими огородами, чтобы сократить путь, вспугивая сонных кур и заставляя недоумевать дворовых псов. Дорога не стелилась под ноги, а, казалось, подталкивала, ускоряя. Как бы не вывернулся из-под сапог камень мостовой! Ох, и пропашу же тогда носом колею — весь следующий век не забуду!

Маленький покосившийся домик, который снимала троица, остался на месте, приютившийся меж двух громадин. Да и куда бы ему деться? Вот и разобидевшимся парням деться некуда, кроме как сюда. Тут у них и вещи какие-никакие остались, тут и переночевать можно, чтобы выехать на рассвете.

Но у запертой калитки меня ждал иной сюрприз.

Фигуристая женщина с длиннющей пышной косой бросилась мне навстречу, забыв на земле свёрнутую курточку, на которой сидела.

— Варна, золотая моя! Спасительница!

Я в последний момент увернулась, дабы избежать крепких объятий продажной (и успешно продающейся) бабы.

— Что-то не там ты меня дожидаешься, Тифа.

Попытка обогнуть женщину и прорваться ко входу ни к чему не привела — она повисла на мне, как репей, сбивчиво что-то объясняя.

— Я не тебя… Я этих… Я к нему со всей душой, а он… Ну ты же понимаешь, тоже ведь баба! Нет, ну представляешь! Я ему деньги, а он через костёр — и был таков… Да я же всю ночь его… а он… я поспрашивала, проследила. Вижу — сюда зашёл. Да не успела — калитка заперта. Но он там, точно говорю! Не выходил! Я же следила! С полуночи тут, а он…

Я почти что и не слушала. Ну надурил рыжий Тифу. Я вот даже и не осудила бы. Тифа сама кого хошь… и надурит тоже. Мало ли, какие у неё дела к Когтистой лапке? Оправдывать вора я не собиралась, помогать жрице любви — тем более. Но и мешать не стала. Ногтем нацарапала перечёркнутый круг на захватанной отшлифованной дощечке калитки, скороговоркой протараторила заговор — щеколда щёлкнула и отвалилась. Хотя гвозди её удерживали настолько ржавые, что хватило бы и просто с силой потянуть.

Я вошла. Тифа следом. У двери в дом и колдовать не пришлось — её лишь притворили, а не заперли.

Шлюшка ахнула и, предварительно проверив, чтобы скамейка оказалась точно под задом, осела.

— Обманул!

Да уж, сюда воры точно больше не вернутся. Ни одеяльца не оставили, ни старой шапки. Только посуда не по местам расставлена: что разбито впопыхах, что просто на полу валяется, а что и заботливо убрали в полки. Но, главное, дверь в комнатушку распахнута, как и дверца из неё, которую я приняла бы за кладовую. Нет, не кладовая. Второй выход, замаскированный выцветшим ковром. Теперь ясно, почему воришки сняли именно этот дом — более удобного места для быстрых сборов и побега не придумать.

Собранная сумка вдруг начала невыносимо оттягивать плечо. И на кой я столько в неё напихала? На кой вообще собиралась, чего ждала? Что троица преступников присядет на дорожку в надежде, что ведунка передумает и явится в последний момент? Да ведунка сама не знала, что придёт! Ведунка до сих пор считает, что, застань здесь парней, плюнула бы в бесстыдные физиономии и лишь ещё раз заявила, что не собирается ехать с ними невесть куда!

Тифа горестно раскачивалась из стороны в сторону.

— Обманул, подлец! — повторила она, хватая меня за рукав.

— Дорогая моя, с твоей профессией ждать от мужчин честности не приходится. Что рыжий ещё натворил? Не заплатил? Кошель срезал? — я порылась в суме и впихнула ей несколько серебрух, но Тифа отрицательно замычала, не взяла денег. Напротив, сунула ладонь между грудей и вручила две тёплых крупных монеты мне.

— Варна, ты же с ребятами дружишь! Верни рыженькому денежки-то, мне ни к чему. Скажи, мол, Тифа сильно прощения просит, не ожидала, что ночь будет… так хороша.

Случилось страшное: прожжённая… Тифа покраснела! По-настоящему, как девица, впервые пообжимавшаяся с парнем. А мне стало ещё противнее. Всё успел, подлец. Одну бабу порадовал, а потом ко мне явился. За продолжением. Сумка соскользнула с плеча, ударилась, внутри что-то звякнуло и разбилось. В сумке ли?

А она продолжала:

— Ты передай, что я сильно прошу прощения! Ну не думала… Ляпнула, не сообразив… У меня никогда не было мужчины таких… габаритов.

Я закатила глаза:

— Знать не хочу про его габариты!