— С голоду с вами помрёшь, — бурчал Морис, но бурчал для вида и не слишком громко, чтобы не разбудить Виса: рыжий потерял уйму крови и едва-едва уснул правильным и спокойным сном, а не бредовым забытьём, которым мучался с полудня.
Ножичек у наёмника оказался с секретом. Я поняла это сразу, как царапина на щеке вместо того, чтобы подсохнуть, продолжала кровить всю дорогу. Не отволоки мы Виса ко мне или не окажись в городе ведунки, до следующего рассвета он бы уже не дожил. Хотя, не окажись в городе ведунки, он бы и не схлопотал отравленное лезвие в спину.
Больной неловко повернулся и принялся хватать ртом воздух. Я подло воспользовалась ситуацией и плеснула ему в глотку ещё отвара. Немного, чтоб не захлебнулся. Вливать приходилось медленно, чашка едва ли на треть опустела, потому что этот паршивец стискивал зубы так сильно, что хоть ломом подцепляй. Разок я подозвала помочь Мелкого, но тот едва не вывихнул Вису челюсть, разжимая, так что я предпочла запастись терпением. Благо, мазь с плакун-травой, вытягивающей яды, можно наносить сразу на рану, иначе пришлось бы потчевать умирающего с противоположной от рта стороны, а портить героический образ Когтистой лапки не хотелось.
— Подержать? — ломанулся горняк, но по дороге от очага к кровати с грохотом навернул опустевший котелок. — Я случайно! — за ким-то лихом шёпотом объяснился он, когда раскатистый звон утих.
Морис оторвал от ушей ладони и снова переключил внимание на зажатую между колен тару с грибочками.
— Тебя б кто подержал! Сядь и сиди, неслух!
Мелкий и правда опустился на лавку, с противоположного от коротышки края. Чего и следовало ожидать, сидушка накренилась на одну сторону, и Морис соскользнул по ней к тяжеловесному другу, не меняясь в лице. Туесок тоже не выпустил. Обрадовавшись компании, горняк попытался запустить лапищу в угощение, но, конечно же, та не пролезла. Коротышка неуловимым движением шлёпнул друга — и будто вовсе не двигался. Только Мелкий чинно сложил ручищи на стиснутых коленках и глотает слюну.
— Куда вперёд старших? В племени что про такое говорили? — очередной грибочек по изящной дуге отправился в пасть Мориса.
— Не попался, — молодца. Попался — клешни под топор, — глядя в пол, процитировал здоровяк.
— О! — поднял палец Морис. — Воспитательный момент!
Убедившись, что Вис пока не предпринимает попыток самоубиться, я позволила себе размяться и пройтись по комнате. Заодно достала из закромов пряник и как бы случайно перебросила Мелкому. Тот просиял и откусил половину одним махом.
— Добрые же нравы в вашем племени, — заметила я.
— А не, эфо уфе не ф нафем! — Мелкий радостно чавкал, крошки падали во все стороны. — Эфо ф племени горнякоф!
— В твоём, то бишь?
Здоровяк замотал бритой головой:
— Не. Бофе неф. Выгнали!
Я только вопросительно брови приподняла. Не моего ума дело, за что там здоровяка выперли с родных холмов, захочет — расскажет, а я послушаю. Нет — да и ладно.
Но детина равнодушно пожал плечами и в два коротких слова вложил всю свою предысторию:
— Мелкий шибко.
Мелкий! Этот — и мелкий! Да уж, хорошо, что я далеко от родного города не отъезжаю. Оказаться в местах, где этот бугай не котируется из-за габаритов, не тянуло.
— Размер не главное, друг! — внезапно смягчившийся Морис оказался ещё страннее Мориса постоянно задирающегося. Он сочувственно похлопал горняка по огромному бицепсу и добавил, чуть погрустнев: — Уж лучше жить с выбранной семьёй, чем с той, которой противен от рождения.
Коротышка за ножку выудил опёнок из туеска (самый махонький) и примирительно протянул горняку. Тот, расчувствовавшись, потёр кулачищами глаза и вручил обслюнявленный огрызок пряника в ответ. Обнялись и возрыдали.
Впервые мне захотелось сбежать из собственного дома от смущения.
— А ты чего стоишь? — всхлипнул Мелкий. — Иди тоже обнимем!
Я задрала нос, попутно размышляя, имелся ли в предложении оттенок угрозы и не подписываю ли я смертный приговор, выпендриваясь.
— Она лучше меня обнимет, — сипло послышалось из угла.
— Я лучше тебя подушкой придушу, — пригрозила я, возвращаясь к Вису, и сурово нависла над ним, приподнимая отвар. — Пей давай.
— А что мне за это будет? — он пытался улыбаться ехидно и обворожительно, как привык, но на бледном лице гримаса выглядела предсмертной маской.
— Спроси лучше, чего
— А-а-а-брл… — в распахнувшийся рот снова потекло зелье. Вис с усилием проглотил (о да, бельчонок, знаю, что невкусно! Я старалась!) и капризно сморщился: — А поцеловать?
Я чмокнула два собственных пальца и приложила к его виску. Издевательски похвалила:
— Умничка, маленький. Не будешь плакать, — спою тебе про котёнка.
— Тёплого и пушистого? — требовательно уточнил Вис.
— Царапучего и прожорливого. Спи давай!