— Ну, — я отшагнула назад, уступая бойцу узкий переулочный проход, и попрощалась с несостоявшимся убийцей, — неприятно было познакомиться.
Мелкий без просьбы поставил пойманного на землю и слегка придавил сверху, чтобы Морису было сподручнее. А коротышка на ходу доставал из перекрещенных ножен на спине широкие увесистые мечи, нарочно скованные под его рост.
— Придут другие! Лучше, чем я. Страшнее, чем я! Ты же не думаешь, что, избавившись меня, спасёшься? — сощурился преступник. Страха в маленьких глазках не было. Любопытство мясника быть может, но уж точно не страх и даже близко не сожаление.
— Не думает! — запальчиво проскрежетал Морис одним клинком о другой. — Мы тебя прикончим просто ради удовольствия!
Я смиренно предложила:
— Скажи, кто тебя нанял и облегчи совесть перед смертью. Возможно, тогда боги смилуются…
Сказанное в ответ богам лучше было бы не слышать.
— Тока смотри, чтоб на штаны не попало! — обеспокоенно посторонился Мелкий. — Я их токмо к сегодняшнему постирал!
— А кровь ужас как плохо отстирывается! — поддакнула я.
Коротышка крутанул сразу два меча в ладонях:
— Ничего не могу обещать…
— Вы меня не убьёте! — презрительно брыкнулся убийца, надеясь попасть в Мориса, но тот подскочил и сразу присел, увернувшись от обеих ног. — Вы не сможете!
— Мы не станем, — сокрушённо вздохнула я, перехватывая занесённое запястье Мориса. Карлик пнул меня по голени в ответ, так что вторую половину речи пришлось произносить с куда меньшей благостью: — Мы должны помнить о ценности каждой человеческой жизни…
— Я всё равно ничего вам не скажу! Ни угрозы, ни шантаж, ни подкуп — вам не поможет ничего!
— Ценности человеческой жизни? — едко уточнил Морис.
— Его?! — удивился Мелкий.
— Да у вас, слабаков, силёнок не хва…
Я пожала плечами:
— Ну, я хотя бы попыталась. Мочите его, ребята!
Либо мы перестарались с угрозами, либо связались с законченным психопатом. Морис не успел податься вперёд, Мелкий едва начал строить грозную рожицу, а пленник уже оттолкнулся от земли, ударяя затылком в нос горняку и, высвободив одну руку, быстро-быстро сунул что-то себе за щёку. Тихонько хрустнул, торжествующе показал зубы… Между ними потекло чернильное, тёмное, синее…
Закатил глаза и умер.
Так быстро и обидно, что никто не успел и слова сказать.
Изо рта вывалился быстро распухающий болезненный язык.
Встряхнув убийцу разок, другой, горняк сообразил, что держит труп, и брезгливо отбросил его.
— Фу! Ну чего он? Мы же по-хорошему!
Морис медленно вернул клинки в ножны.
— Кажется, частично он на твой вопрос всё-таки ответил, дылда.
— Ну да, можем исключить из заказчиков всех женщина, потому что мертвяк сказал «он». Но это не точно.
Я старалась не смотреть на обезображенное тело. Убийца и при жизни больше походил на зомбяка, чем на человека, но теперь стал совсем уж неприятен. Совестью помучаться, что ли? Рядом застонал Вис, в бреду пытаясь дотянуться до наложенной повязки и сорвать её. Я бросилась помогать, пока дурень не сделал хуже. Нет уж, совесть пусть помолчит.
— Дай я! — коротыш отпихнул меня, чтобы самому закончить перевязку. Я тактично умолчала, что мой опыт лечения раненых лет на восемьдесят побольше, но пусть уж развлекается, пока всё делает правильно. — Мы узнали кое-что поважнее.
— М-м-м? Да куда ты так затягиваешь?! Он же этим узлом только разбередит всё…
— Что заказчика он боялся куда больше, чем нас!
— Куда больше, чем смерти, — вздохнул Мелкий и, легко разведя нас с Морисом в разные стороны, поднял Виса на руки. — Пойдёмте-ка его уложим где-нибудь. И это… Варна… Кажется, тебе всё-таки нужна охрана.
Глава 12. Предложение, от которого невозможно отказаться
Дождь убаюкивал увереннее иной колыбельной. Голова упала на грудь, и только от движения я проснулась. По стенам мерно шуршала вода, то и дело норовя пробраться внутрь по подоконнику, ноги озябли, хоть их и упаковали в шерстяные носки ещё с вечера, как только начали собираться первые тучи.
— Альтруизм меня погубит, — вполголоса проговорила я, потягивая затёкшую спину.
После дневной жары успеть домой аккурат перед похолоданием, растопить очаг и вдыхать дымные кольца горящих в нём травок, задремать, сжимая чашку отвара, — всё это было бы очень приятно. Кабы не одно НО. Или, если быть точной, кабы не три НО: первое, рыжее НО, занимало мою постель, тихонько постанывая при попытках перевернуться, и фыркало, отплёвываясь, каждый раз, когда его поили горьким зельем; второе, рослое НО, постоянно стукающееся макушкой о низкий потолок, уже навернуло всё, что могло навернуть, перебило уйму посуды, устраиваясь в избе, и непрестанно извинялось; третье НО, как само собой разумеющееся, полезло по кастрюлям, устроило набег на соленья и доедало прямо из туеска маринованные грибочки (маленькая ручонка с лёгкостью как входила, так и выходила из посудины).