Наследная ведунка

Время капало, как вода с крыши, — часто, едва чутно и неотвратимо. Я всегда слышала, как течёт время. Как жизни рождаются высоко в небе, как стремятся вниз, не понимая, летят они или падают. Как с разбегу, полные надежды, ударяются о землю и смешиваются с грязью. Моя жизнь когда-то оборвалась так же. Моя смертная жизнь.

Для кого-то вечная молодость стала бы бесценным даром. Бабуленька провела множество веков в этом мире, прежде чем наступила моя очередь. И у неё это хорошо получалось. Лучше бы это и дальше была она. Лучше бы она осталась вечно молодой ведункой, а очередной её доверчивый потомок постарел и сгнил в земле. Лучше, чем обречённо наблюдать, как капают чужие жизни.

Дыхание Виса было частым и едва слышным. Но ровным, без надрыва и хлюпанья крови в лёгких. Не все дождинки падают в грязь. Некоторым везёт угодить в реку.

На столе догорела свеча, и огонёк то вспыхивал в последнем усилии, то гас, оставляя после себя тонкую дымную ленту. На лавке, привалившись друг к другу, храпели Мелкий и Морис. Кровать в доме имелась всего одна, а гостей я не любила, так что положить их всё равно было негде. Но не ушли, остались сторожить. Вдруг гадкая ведьма сварит да сожрёт их рыжего приятеля?

Опустевшая чашка от отвара то приподнималась, то опускалась в такт дыханию бельчонка. Я устала и набегалась за день, сил убрать её не нашлось. Так и поставила Вису на грудь.

Темнота прятала одеяло и казалось, что силуэт кружки парит в воздухе, двигаясь по собственной воле.

По собственной воле.

Я опустила взгляд на ладони, но, конечно же, не разглядела бы на них неведомых рисунков, даже если бы они там были — ночь надела на руки чёрные перчатки. Сощурилась на сосуд, мысленно приказывая: «иди сюда!»

Кружка дрогнула и опустилась вниз вместе с грудью больного.

«Ко мне!»

Приподнялась на вдохе.

«Повинуйся!»

Злобное пыхтение тоже не принесло плодов.

Я вперилась в чашку так, точно надеялась продолбить в ней дыру. Выбросила из головы все мысли, попыталась в точности вспомнить убийцу с шершавым ртом, жёсткими пальцами и мерзким бледным языком. Сосуд расплывался, теряя очертания — я даже моргать не решалась, опасаясь пропустить малейшее движение.

— Ты что делаешь? — поинтересовался он шёпотом.

Я процедила сквозь зубы:

— Пытаюсь передвинуть чашку.

Вис снял злосчастную посудину со своей груди и по-простому подал мне:

— Отдохнуть бы тебе, ведунка…

Я рассеянно зацепила мизинцем керамическую рукоятку.

— Помолчать бы тебе, рыжий.

— Ты что, с ума сошла? — изумился лис. — Я же тогда лопну сразу! Смерти моей хочешь?

Я чистосердечно призналась:

— Больше всего на свете. Двинься, а то и правда упаду от усталости.

Наверное, стоило постелить себе на полу. Или, ещё лучше, прогнать туда вора. Или, что совсем идеально, травануть всю неразлучную троицу и забыть, как страшный сон. Но бок у Виса был горячий, а ноги у меня — холодные. А травануть их всех и утром можно, за завтраком. Обещала же Мориса научить зразы готовить…

Рыжий осторожно поднял руку, давая примостить затылок в образовавшейся на плече ямке, и я поленилась вредничать. Подумаешь, поспали рядом. Эка невидаль! Я, может, много с кем рядом спала. И некоторые из них тоже вкусно пахли. Хвоей. И орехами. Вот уж точно — бельчонок!

Мы молчали долго-долго. Так долго, что, кажется, успели уснуть. Наверное поэтому, когда Вис снова подал голос, я не стала едко отшучиваться. Не сразу, по крайней мере.

— Прости, что тебя чуть не убили. Нельзя было ни на шаг отходить. Из-за меня и Мелкий с Морисом опоздали: не знали, за кем следить и что происходит. А потом потасовка эта… Если бы я не отвлёкся на проклятую лошадь…

— Выжили всё равно мы. А умер — он.

— Но заказчика узнать не успели.

— Он бы всё равно не сказал, — я поёрзала, устраиваясь удобнее, но, стоило Вису героически подавить зарождавшийся стон, замерла, чтобы не тревожить рану. О том, что убийцу можно было напоить развязывающими язык зельями, умолчала. Как и о том, что часть из травок, оказывающих схожий эффект, успела добавить и в отварчик для вора.

— Прости. Ай!

— Я случайно! — я поспешно с головой нырнула под одеяло, проверяя, не открылась ли язва.

— Эй, у вас там всё… — сонно пробормотал Морис со скамьи, после чего понимающе протянул: — А-а-а, ну ясно-понятно. Лечитесь, лечитесь. Я сплю, — и действительно сразу захрапел. Мне бы так!

Я выбралась, сердито сдувая лезущие в глаза волосы. Вис убрал их двумя ладонями, точно гладил разозлившуюся кошку.

— В очелье удобнее же было, — скрывая обиду, заметил он.

— Угу, лошади в уздечке тоже удобнее. А ещё удобнее, когда седло на спине и понукающий мужик.

Заложив руки за голову, вор едва заметно поморщился от боли:

— Знаешь ли, понукающий мужик многим кобылкам нравится…

— Вряд ли кто-то спрашивал их мнения. У одной вот сегодня аж задница горела, как ей не хотелось под седло! — хихикнула я, вспоминая историю с перчиком.

— И зря я к ней полез, — признал вор. — Просто… Я не трус, Варна. Всё делаю, чтобы не быть трусом. Веришь мне?