Наследная ведунка

— Разминайся, — пожал плечами коротышка, сидящий на верхних брёвнышках дровницы и болтающий ботиночками. Он едва покосился в нашу с Висом сторону, чтобы проверить, попала ли стрела, и вернулся к чистке ногтей вторым кинжалом.

— Иэх, хорошо! — Мелкий точно в прорубь после парилки нырял: с уханьем, восторгом, лыбой, умиляющей друзей и приводящей в ужас врагов. Только вот между громилами выбрать никак не мог, уж очень заманчивы были все три цели. Так что карлику, как маленькому, но грозному пастуху, приходилось доставать из-под ягодиц брёвнышко и швырять в темечко то одному, то второму норовящему выбиться из стада наёмнику.

Вис невозмутимо перевесил корзинку:

— А может ну их, Холмищи? Правда считаешь, что чего-то ещё в этом городишке не видела?

— Я в этом городишке видела всё. Именно этим он мне и нравится.

— И-и-и-и-иэх! Куда собрался? Иди обниму! — захваченный горняком головорез позеленел, посинел и присел отдохнуть на грядку.

— Куда на укроп?! — заверещал Морис. — Рядом клади, в борозду!

Мелкий поправил. И второго нападающего уложил симметрично, по другую сторону от едва проклюнувшейся зелени. Третий припустил к забору и попытался перелезть через него, почему-то игнорируя распахнутую калитку (видно, решил, что это сработает как обманный манёвр). Почти уже выбрался, но посланное вдогонку брёвнышко тюкнуло по загривку, и бандит так и повис к нам задом, к улице передом.

— Они ведь не перестанут приходить, — Вис привычно поправил встопорщившуюся прядь у моего виска, я привычно отшатнулась.

— Ничего, я уже как будто к ним привыкла. Даже чувствуешь себя живее: всегда готов к гостям.

Не найдя, куда деть руку, рыжий спрятал её в карман плаща. Бойко беззаботно сбежал по ступеням, а потом обернулся и серьёзно заметил:

— Это мы с ребятами готовы к гостям. Но когда-нибудь нас может не оказаться рядом.

Я не стала говорить, что это всё равно рано или поздно случится. Что ведунки живут очень долго (если не пытаться их убить, разумеется), а люди, такие как он, избежали этого проклятья. Я просто кивнула:

— Да.

— Ну что, парни, двинули? — неестественно жизнерадостно поинтересовался рыжий.

— Ыгы! — вот за что люблю Мелкого: как псина, в восторге от любой идеи и всегда готов погулять. — Только страже этих засонь по пути сдадим!

— Поволочешь сам, — сварливо уточнил Морис. — Я предлагал на заднем дворе закопать. Грибы на них ох как хорошо росли бы!

— Тогда ты поволочешь сено, — не стал спорить горняк.

— Вот ещё! — охапка светоч-травы была размером с коротышку и, хоть весила немного, идти всё равно мешала. Но тащить надо было: в праздник костров её раскупали, сколько бы я не заготавливала, когда сходил первый снег. А всё потому, что, вплетённые в венок, травки приманивали светлячков, танцующих полной волшебства ночью. Наденет девка убор, покрасуется днём цветами, а вечером, уставшие от брачной пляски и захваченные в плен ароматом, светлячки слетятся на него, как маленькие звёздочки. И станет красавица расхаживать подобно Лесовке: таинственная, манящая, с искрами в распущенных волосах…

Когда-то невыносимо давно такая ночь поделила моё сердце надвое. Одна кровоточащая половина осталась на месте, вторую унёс тот, воспоминание о ком холодит затылок.

Я с удовольствием просидела бы дома до завтра, прячась от всеобщего веселья, гуляний и песен. Но торговля в праздник костров шла особенно бойко, а признать, как сильно тянет забраться под одеяло и выть, я не могла.

— С чего мы вообще должны это всё переть? Какая нам выгода?! — возмущался пук светоч-травы с ножками Мориса, семеня по узкой улочке и уворачиваясь от шаловливых девок, норовящих вырвать из связки травинку на халяву.

Лис оказался ловчее прохожих девок, наклонился, выхватил стебелёк и заложил за ухо. Бутыльки в корзинке даже не звякнули от рывка!

— Не всё на свете строится на выгоде, Мори, — напутствовал он, — некоторые вещи мы делаем просто потому, что хотим помочь дорогому другу…

— Его Варна заставила! — наябедничал Мелкий, поудобнее перехватывая оглобли в тележке для перегноя, доверху нагруженной неудачливыми убийцами.

— А я заставлю вас! — самодовольно подтвердил рыжий.

Засмеялись. Все смеются — день такой. Солнечный, счастливый. Пахнущий свежим сеном и медовухой. И музыка угадывалась ещё до того, как стала слышна, и тянуло кружиться, как в детстве, и скакать по нагретым камням мостовой, и присоединиться к стайке молоденьких, только-только в женский возраст вошли, девчонок, заговорщицки перешёптывающихся в тени выстреливших липкими цветами деревьев. Наверняка первый год, как их пообещали не гнать домой после дневной ярмарки, разрешили остаться на самую интересную, взрослую часть празднования, где не возбраняется скинуть платье да помиловаться с любимым, а то и просто понежиться со златокудрым незнакомцем, а на утро забыть, не вспомнить и не жалеть. Всех тянуло веселиться.

Всех — но не меня.

Я ненавидела праздник четырёх костров!