Наследная ведунка

— Для некоторых отцов оставить наследство куда важнее, чем воспитать хороших детей. И иногда это наследство становится проклятием. Моё — стало. Говорят, что счастье не в деньгах. Ну так могу подтвердить: не в них. Потому что деньги у меня имелись, а… а вот счастья за них купить так и не вышло. Да что счастья, я за них не смог купить собственную свободу! Меня арестовали через неделю после смерти отца, — я вновь по привычке размял запястья. Кандалы с них давно сточил опытный и не задающий вопросов кузнец, а вот шрамы остались навсегда. — Обвинили в его смерти. И тут же приговорили, без разбирательств и дознавателей.

Она не задавала вопросов, позволяла говорить, и речь, сначала скупая, полилась, прорвав плотину. Ведунка приподняла манжеты, бережно коснулась моих запястий и уже не отняла рук. И я, вдохновлённый, продолжил, словно впервые кто-то по-настоящему захотел выслушать:

— Не мне жаловаться. На каторге я не пробыл и полугода. Но, поверь, для изнеженного аристократа этого более чем достаточно! Я бы сдох, я бы молился о том, чтобы сдохнуть! Не мог… Потому что там, в мире за каменоломней, осталась она. И, если меня бросили на каторгу, представляешь, что могли сделать с беззащитной женщиной? Наверное, нужно сказать ей спасибо. Кабы не она, я бы не спасся. Я бы даже не выжил. А так…

Быть может, ей следовало задавать вопросы. Кто угодно задавал бы, охал, сочувствовал. Но ведунка просто слушала. И этого оказалось достаточно.

— Меня спасло Воровское счастье. Артефакт, который мы стащили у принца. Я тоже украл его в своё время. И именно он помог мне выбраться. И добраться до неё тоже помог…

Я молчал дольше, чем хотелось бы. До тех пор, пока стрёкот сверчков не показался пронзительно громким.

— Она не дождалась, верно? — усмехнулась ведунка. — Они никогда не дожидаются…

Я улыбнулся светло и лучезарно. Так, как улыбнулся запертым воротам, убираясь прочь и прощая предавшую меня женщину.

— Она и не собиралась ждать. Это она оклеветала и сдала меня страже. А обвенчалась, как выяснилось позже, ещё до того, как отец умер.

— Вот стерва! — вырвалось у ведунки. Она округлила глаза, сама, видно, не ожидая от себя такой реакции, и вдруг… рассмеялась. Не надо мной, нет. Над тем, что, как заправская сплетница, увлеклась историей. — Но, если обвенчалась с другим, а не с тобой, какое отношение она имела к твоим деньгам?

— Обвенчаться со мной?! — я икнул от удивления. — Окстись, извращенка! Я говорил о сестре!

И тут она расхохоталась в голос. Держась за животик, задыхаясь от восторга:

— Ой, прости-и-и-и! О сестре! О сестре-е-е! Прости! Ты тут трагедией делишься, а я… Ой, не могу-у-у-у!

Она завалилась навзничь, продолжая смеяться, а я, не будь дурак, навис сверху, убирая с её лица упругие пряди.

— Между прочим, могла бы и посочувствовать! — я и сам улыбался. От истории остались одни лишь воспоминания и сегодня, произнесённые вслух, они утратили всякую власть надо мной. Когда-то точно так же власть надо мной утратила обида. Когда я встал, смачно плюнул под ноги, показал неприличный жест запертым воротам бывшего дома и от души пожелал сестре быть счастливой в нём. Если она, конечно, сумеет когда-нибудь побороть паранойю: ведь прославленный вор наверняка рано или поздно явится мстить. По крайней мере, с её точки зрения.

— Нетушки! От меня ты сочувствия не дождёшься! Я злобная и бессердечная!

Возможно ли это? Губы, которых и без того постоянно хотелось коснуться, стали и вовсе непреодолимым центром притяжения, стоило ей засмеяться. Я бы накрыл их своими прямо сейчас, если бы сам не хохотал в голос. Уткнулся носом в её шею, чтобы заглушить смех, переходящий во всхлипы, и невнятно пробормотал:

— Врёшь! Бессовестно врёшь! Ты вообще отличная лгунья. Хуже, чем я, конечно…

— Я никогда не вру! — возмутилась Варна, заставляя меня перекатиться и раскидывая руки. — Я сама честность!

Я загнул пальцы:

— Во-первых, врёшь, что я тебе не нравлюсь.

— Ни капельки!

— Продолжаешь врать. Засчитаем за во-вторых. В-третьих, врёшь себе о том, что не хочешь уезжать.

— И не…

— Тс-с-с! — я приложил палец к её губам и закончил: — И в-четвёртых, врёшь о том, что тебя не прельщает наша работа.

— Да вы же воры!

— Да! И ты в восторге от этого! Вспомни замок Эдорра. Ты же сама ловкая, почти как профессиональный вор!

— Ты тоже почти как, — вернула «комплимент» она.

Я посерьёзнел. Редко такое случается, ей стоило бы напрячься! Аккуратно убрал прядь тёмных волос за ухо. Ведунка следила настороженно, но не шарахнулась.

— Мы ведь приехали сюда не навечно. У нас работа. У меня, Мелкого и Мориса. Мы выкрали Воровское счастье и теперь должны бежать как можно быстрее и дальше, пока его не спохватились.

— Но вы всё ещё здесь.

— И каждый день промедления опасен для нас.

— Но вы всё ещё здесь, — повторила она.

— Не догадываешься, почему?

— Мне достаточно лет, рыжик, чтобы не догадываться, а знать. И нет, тебе не перепадёт, каким бы обаятельным ты не был и какие бы слезливые сказки не сочинял.