Читаем Наследник полностью

– Не годится. Нам надобно местечко поближе к вокзалу.

– Что такое? – Жеребчик взял таки одну папиросу, расплющил мундштук и закурил. – К вокзалу? Пакуем чемоданы, Корженевский? В добрый путь, но позвольте заметить: поближе к вокзалу вы не найдете апартаментов люкс.

– Что я слышу? Неужели Осипу Марковичу могут отказать? Я полагал, вам достаточно шевельнуть мизинцем, чтобы у вокзала освободилось сразу несколько квартир. Но нам хватит и одной. Неужели никто не пустит на пару ночей приличную семью?

– Вы всегда говорите «на пару ночей», а потом живете месяцами, и вас не выгонишь, – сварливо заметил Жеребчик. – Всегда говорите «приличную семью» и сажаете у них на пороге пару уфимских мальчиков с пушками.

– Ой, я вас умоляю, – засмеялся Антон. – Кому мешают два-три тихих мальчика с пистолетами? Или они шумели, мадам Бжезинская? Нет? Так я не вижу причин для недовольства!

– С вами приятно поговорить, Корженевский, но трудно иметь дело. Мое слово – два червонца за переезд, пять червонцев за проживание. Живите сколько угодно, но не больше недели. Потом даже я не смогу вас больше прятать.

– Какие гарантии?

– Слово русского человека, – обиделся Жеребчик.

– Договорились. Только не надо думать, что у меня под кроватью монетный двор. Переезд – на мне, – сказал Антон. – За проживание вы просите немилосердно. Но из уважения к вам…. Ладно. Называйте адрес.

– Малое Городище, конец Садовой. Дом мясника Бакатина. Под утро вас там будут ждать. Не опоздайте. Вы, поляки, вечно опаздываете.

Мадам Бжезинская подала кофе. Настоящий кофе, сладкий и черный. Правда, в таких маленьких чашках, что Жеребчику пришлось комично вытягивать губы трубочкой. Антон от кофе отказался, поболтал еще о пустяках с милой хозяйкой, а потом отправился наверх в те самые номера, которые он снял месяц назад для семьи Филатовых.

В апреле эта семья была доставлена в Тюмень, а спустя всего неделю Антон уже был в Тобольске, где увидел настоящего царя. Его до глубины души поразило, что при абсолютном внешнем сходстве эти люди оказались диаметрально противоположны внутренне. Двойник был важен и немногословен, с женой и детьми переговаривался по-английски и по-французски, держался величественно, храня на лице печать глубокой скорби. Так и хотелось назвать его, несмотря на отречение, «Ваше Императорское Величество». А царь, бывший царь, наоборот, вел себя как сельский учитель. Улыбчивый, с добрым взглядом и тихим, ровным голосом, он беседовал с солдатами конвоя об их прошлой жизни; негромко, причем по-русски, укорял сына за излишнюю резвость во время прогулок по саду; узнав, что прибывший из Москвы комиссар Яковлев когда-то жил за границей, вспоминал вместе с ним датские пивоварни и итальянские траттории. Такая же разница ощущалась и в сравнении детей. Двойники были больше похожи на властителей России, чем царские дети. Возможно, все дело было в том, что семья двойников принадлежала к одному из древнейших княжеских родов. Княжеских, но не царских. Их предки несколько столетий рвались к престолу где-то у себя в Европе – не то в Тюрингии, не то в Голштинии. Затем перебрались в Россию и стали русскими, но кровь в их жилах все равно текла еще та, голубая. И вот, наконец, на рубеже веков они получили из рук Охранного отделения то, чего их предкам не дал Бог – царские почести, пусть и ненастоящие.

«А в восемнадцатом году из рук ЧК вы получите и царскую судьбу», – подумал Антон, слушая «Николая».

Тот многословно и нудно жаловался на трудности их быта, перечисляя каждую досадную мелочь – от тараканов в коридоре до сквозняка в кухне.

– Мне жаль, что вам пришлось все это вытерпеть, – остановил его Антон. – Не знаю, обрадует ли вас то, что я скажу. Но сегодня ночью вы покидаете этот дом.

– Сегодня? Ночью?

«Николай» побледнел и опустил голову, но тут же гордо поднял ее и откинулся на спинку стула. Присутствовавшая при разговоре «царица» встала за ним, положив руку мужу на плечо.

– Я готов. Мы готовы.

– Не спешите, – сказал Антон. – Как мы и договаривались, вам придется разделиться. Но не совсем так, как было намечено. Вы остаетесь на месте. «Мария» тоже. А «Ольга», «Анастасия», «Татьяна» и «Алексей» уедут в Екатеринбург. Затем их вместе со всем семейством повезут в Москву. Там будет открытый суд. Таково требование мировой общественности. Какой приговор ждет Николая Романова, предсказывать не берусь. Но совершенно очевидно, что его детям ничто не угрожает. Максимальные репрессии, которые их ждут, – это высылка из страны. Английский королевский дом уже подтвердил, что примет ваших детей. Однако все осложняется состоянием здоровья наследника. Очень плох Алексей Николаевич. Очень плох. Положение настолько серьезное, что если не будут приняты безотлагательные меры, то….

– Потеряв наследника, династия Романовых будет обречена на вымирание, – важно произнес «Николай».

– Итак, готовьте детей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза