— Больше некому. Он как-то говорил, что когда с фронта вернулся, прохода ему не давала. Даже грозилась руки на себя наложить. А когда я в квартире появилась, эта кикимора поняла, что облом вышел, и сообщила, куда следует: мол, люди собираются, политику обсуждают и всё такое. Напиши сынок, куда следует, тебе должны ответить. Пусть правда выяснится, — мать с надеждой посмотрела на Павлика.
— Почему же ты только сейчас об этом говоришь? — спросил Павлик.
— А кто бы меня раньше слушать стал? В прежнее время люди старались поскорей позабыть, как друг на друга доносы писали. А Горбачёв пришёл, очухались, стали прежние дела поднимать, — она жалостно вздохнула. — Твоей сестре не до меня, в Ташкенте живёт, дочку одна воспитывает. Сначала, я сама хотела в Москву приехать, но силы уже не те. Чувствую, скоро Богу душу отдам.
— Хорошо, мама, я постараюсь, — пообещал на всякий случай Павлик. — Только дело может оказаться небыстрым.
— Мне не к спеху, напишешь, если жива буду, — мать махнула рукой. — Перед смертью я на тебя повидала и ладно, …можешь со спокойной душой домой возвращаться. Завтра с утра сестре твоей позвоню, чтоб в Ташкенте встретила, а сейчас спать давай…
Обескураженный Павлик, рассчитывающий пробыть здесь ещё хотя бы сутки, поплёлся на раскладушку. Он долго ворочался с боку на бок на скрипящих от старости пружинах и забылся только под утро.
Очнулся Павлик от чьего-то пристального взгляда. Мать сидела у изголовья и, не произнося ни единого слова, глядела на него.
— Вчера в темноте не смогла толком тебя рассмотреть, — пояснила она. — Вставай, электричка на Ташкент скоро. Татьяна будет ждать тебя в середине платформы под часами.
Поплескав в лицо противной тёплой воды, и поспешно собравшись, Павлик двинулся в обратную дорогу. Полусонный он долго блуждал по станции, в поисках своей электрички, и, наконец, отыскав, завалился в вагон и продремал до Ташкента.
Когда Павлик снова открыл глаза, состав, тормозя ход, уже приближался к вокзалу. За окном бежала серая асфальтовая платформа, мать и сама станция Арысь воспринимались, словно во сне. «Как я узнаю Таню, — подумал он с испугом. — Ведь мы не виделись около двадцати лет»…
Не заметив часов, Павлик дошёл до головы поезда и вернулся в недоумении на середину платформы.
— Здравствуй, Павлик, — произнёс сзади женский грудной голос.
Он испуганно обернулся и понял, что молодая круглолицая женщина с чуть раскосыми тёмными глазами, на которой задержался его взгляд при выходе из вагона, и есть его сестра. Не зная, как себя держать, Павлик неловко протянул руку:
— Мне бы билет на ближайший рейс достать, — смущённо попросил он.
Весело кивнув, Татьяна взяла его под локоть и повела к кассе на привокзальной площади.
— Мать, наверное, просила тебя в органы написать? — неожиданно поинтересовалась она. — Ни в коем случае не смей этого делать. Сейчас возьмём билет, и я тебе всё объясню…
Домой Павлик вернулся под утро, разбитый долгой дорогой и совершенно потерянный. Выскочив на морозец из здания аэропорта, он поспешил на отходящую электричку, отыскал пустой вагон и устроился у окна. Пока та, не спеша, катилась по заснеженным полям, Павлик постарался переварить информацию, словно ушатом холодной воды, окатившую его в Ташкенте.
«Со слов Татьяны выходило, что отец и баба Клава ему не родные. Когда мать с отцом познакомились, она уже находилась в положении. Тот мужчина, будучи женатым, занимал достаточно высокий пост. Влюбившись без памяти, отец проявил благородство и приютил её.…Видимо, Юлька если не знала, то уж во всяком случае, догадывалась. Тогда почему скрывала от него все эти годы, берегла его и семейный очаг? — чувствуя, что эмоции стали перехлёстывать, Павлик поднялся, вышел в тамбур и закурил. — Допустим, он напишет и получит положительный ответ. Кому теперь нужна правда, больше походящая на сведение счётов задним числом? С другой стороны, Борька уже взрослый и рано или поздно начнёт задавать вопросы о бабушках. Как объяснить, почему одна из них живёт под Ташкентом?» — Согласия противоречивым фактам не находилось. К тому же, после практически бессонной ночи, начинали ломить виски.
Перебрав пригородные полустанки, поезд незаметно добрался до вокзала. Так и не решив, как поступить, Павлик побрёл домой. Юлька не ожидала его так скоро. Увидев мрачную физиономию мужа, она ни о чём не стала спрашивать, лишь горестно покачала своей изящной головкой:
— Всё-таки сглазили нас! И почему чужое счастье так глаза застит…
После этой поездки их прежде уютная жизнь пошла наперекосяк.
XVIII