Площадь Атенея. С.-Мильдредъ.
6-го сентября.
«Дорогой Филиппъ! Никто не иметъ такого отвращенія къ сплетнямъ и злословію, какъ я, и потому даю теб полное право судить, какъ хочешь, слдующіе факты, дошедшіе до моего свднія. Сэръ Гэй Морвиль нсколько уже разъ здилъ съ Томомъ Гарвудомъ, а потомъ съ какими-то странными, подозрительными личностями въ С.-Мильдредъ. На дняхъ, горничная моя встртила его въ одной изъ отдаленныхъ улицъ города: онъ выходилъ изъ дома, въ которомъ, повидимому, ему не было никакой надобности быть. Это, впрочемъ, могло случиться и нечаянно, и я никогда не обратила бы твоего вниманія на такое пустое обстоятельство, если бы сегодня утромъ не произошло слдующее. Мн нужно было зайдти къ банкиру Грэй; разговариваю съ нимъ, вдругъ вижу — входитъ личность, извстная въ город за отьявленнаго игрока, предъявляетъ чэкъ и проситъ его промнять. Бумага лежала на конторк, я нечаянно взглянула на подпись, гляжу — рука дядюшки. Я еще разъ взглянула, такъ и есть, его рука. Это было требованіе на 30 ф. стерл., отъ 12-го августа, на имя сэръ Гэя Морвиля, подписано „Ч. Эдмонстонъ,“ передача сдлана рукою сэръ Гэя на имя Джона Уайта. Ршившись не осуждать понапрасну бднаго юношу, я остановила этого человка и спросила его имя. Мистеръ Грэй подтвердилъ, что это Джонъ Уайтъ, родъ шулера, который является на всхъ скачкать въ город и живетъ разными пари и карточной игрой.
«И такъ, любезный брагъ, дйствуй, какъ знаешь, хотя я мало надюсь, чтобы можно было спасти бднаго юношу отъ наслдственныхъ его нороковъ. Видно они ужъ вошли ему въ плоть и кровь, если даже строгое воспитаніе, которое онъ, по твоимъ словамъ, получилъ, не могло искоренить ихъ. Полагаюсь вполн на тебя, зная, какъ ты благоразуменъ. Надюсь, что мое имя не будетъ впутано въ эту исторію. Очень жалю, что мн пришлось первой сообщить такія непріятныя вещи, которыя, вроятно, сильно встревожатъ нашихъ въ Гольуэл.
Любящая тобя сестра,
«Маргарита Гэнлей.»
Капитанъ Морвиль былъ совершенно одинъ, когда онъ получилъ второе письмо отъ сестры. Онъ насмшливо и вмст горько улыбнулся, читая первыя строки письма, гд говорилось о нелюбви ея къ сплетнямъ, а между тмъ передавалась одна изъ нихъ. Но, когда онъ дошелъ до конца письма, въ глазахъ его сверкнуло чувство самодовольства, что онъ не ошибся въ Гэ, говоря, что ему доврять нельзя. Лицо его приняло строгое, холодное, точно стальное выраженіе; перечитавъ письмо съ большимъ вниманіемъ вторично, онъ сложилъ его, положилъ въ боковой карманъ и отправился по своимъ дламъ, какъ ни въ чемъ не бывало. Цлый день онъ былъ мраченъ и молчаливъ. На другое утро онъ взялъ суточный билетъ на желзную дорогу въ Броадстонъ; тамъ происходили судебныя засданія, и онъ былъ убжденъ, что встртится на нихъ съ мистеромъ Эдмонстономъ; пріхавъ туда, онъ пошелъ пшкомъ по главной улиц, и первое лицо, которое онъ встртилъ, былъ его дядя; онъ стоялъ на крылыд почтоваго дома и распечатывалъ только что полученное имъ письмо.
— А-а, Филиппъ! закричалъ онъ, увидавъ племянника. — Ты какъ сюда попалъ? Мн, братъ, тебято и нужно. Къ намъ, что ли ты дешь?