– О, горькие волны! – воскликнула она. – Мои слезы горьки, как вы, и скоро они смешаются с вами!
Провожатые внесли Виолу внутрь какого-то здания. То была сторожевая башня, высившаяся на морском берегу, на некотором расстоянии от города. Они подняли пленницу с носилок и отвели в одну из мрачных комнат этой башни. Низко расположенное окно было забрано железной решеткой; комната напоминала караульное помещение. Предводитель провожатых заговорил с ней, учтиво попросил извинения за грубость жилища; дует неблагоприятный ветер, сказал он, однако ожидается перемена, и он надеется, что завтра они смогут взойти на борт. Он указал на снаряженный в плаванье корабль, что стоял на взморье. Виола, в которой его мягкое обращение пробудило надежду, начала умолять о сочувствии, но он немедленно оставил ее. Вскоре другой служитель принес еду, флягу вина и кувшин воды. Он также ушел; тяжелая дверь закрылась, и звук удалявшихся шагов замер в тишине.
Виола не отчаивалась; однако она чувствовала, что понадобится вся ее смелость, чтобы выбраться из темницы. Она съела часть пищи, которую ей принесли, выпила воды и, немного подкрепившись, расстелила на полу плащ, оставленный провожатыми, усадила на него ребенка и велела играть, а сама устроилась у окна и принялась высматривать какого-нибудь прохожего, к кому она могла бы обратиться, чтобы он, если не сумеет помочь ей иным способом, по крайней мере передал весточку Лудовико и ее судьба не была покрыта пугающей неизвестностью; но, вероятно, дорога, пролегавшая мимо ее окна, охранялась, так как поблизости никто не появился. Тем не менее, едва Виола выглянула наружу, желая получше осмотреться, как ей пришло в голову, что она могла бы целиком протиснуться сквозь железную решетку. Окно располагалось невысоко над землей, и плащ, привязанный к одному из прутьев, позволил бы ей безопасно спуститься. Виола не дерзнула совершить эту попытку; более того, она боялась, что за ней могут следить и что, увидев ее возле окна, тюремщики могут догадаться, о чем думает пленница; поэтому она отошла в глубь комнаты и села, глядя на решетку с надеждой, перемежавшейся страхом, которые то окрашивали ее щеки румянцем, то заставляли бледнеть – совсем как при первой встрече с Лудовико.