Ее ребенок проводил время между играми и сном. Океан ревел по-прежнему, а темные тучи, принесенные сирокко, омрачали небо и приближали наступление вечера. Час проходил за часом; она не слышала боя курантов; определить время по солнцу не было возможности, но постепенно комната погрузилась во тьму, и наконец послышались звон колоколов и пение «Аве Мария», урывками доносившиеся среди завываний ветра и плеска волн. Виола преклонила колени и вознесла пламенную мольбу Мадонне, заступнице невинных, – мольбу о себе и о своем мальчике, не менее невинном, чем Мать и Божественный Младенец, которым она творила молитвы. Наконец она умолкла. Приблизившись к окну, Виола прислушалась к звукам человеческого голоса, слабым, прерывистым и замершим вдалеке, а с наступлением темноты потоками хлынул дождь, сопровождаемый громом и молнией, которые заставляли все живое искать укрытия. Виола содрогнулась. Могла ли она в такую ночь бросить свое дитя? Но, вновь собравшись с духом, она задумалась над тем, как использовать для защиты своего малыша от непогоды плащ, который прежде поможет им спуститься. Она осмотрела решетку и убедилась, что, приложив некоторые усилия, смогла бы протиснуться сквозь нее, а когда выглянула наружу, то увидела в свете молнии, что расстояние до земли не очень велико. Вновь она вверила себя Божественному покровительству, вновь призвала и благословила своего Лудовико; а затем, не без страха, но с решимостью приступила к делу. Она закрепила плащ при помощи своей длинной накидки, которая, свешиваясь до самой земли, была завязана скользящим узлом и падала, если за нее потянуть. Потом взяла ребенка на руки и, протиснувшись сквозь прутья решетки, поясом привязала его к талии, после чего благополучно достигла земли. Затем, забрав плащ и вместе с ребенком укутавшись в его темные и просторные складки, она остановилась и затаила дыхание, прислушиваясь. Природа была разбужена самым звучным из своих голосов – ревом моря, – а непрестанные вспышки молний, являвшие Виоле, какое запустение ее окружает, сопровождались оглушительными громовыми раскатами, которые повергали ее в трепет. Она пересекла поле и оставила белевшие гребни волн по правую руку, зная, что таким образом движется в направлении, противоположном Мондольфо. Виола шла настолько быстро, насколько позволяла ее ноша, следуя проторенной дорогой, ибо опасалась в темноте сбиться с пути. Дождь прекратился, и она шагала вперед до тех пор, покуда у нее не подкосились ноги, вынудив ее сделать привал и подкрепиться куском хлеба, прихваченным из темницы. Успех замысла придал Виоле необычайное воодушевление. Она не боялась – ибо верила, что находится на свободе и в безопасности. Из глаз ее текли слезы, вызванные, впрочем, переполнявшими ее чувствами, которые не находили иного выхода. Она не сомневалась, что воссоединится с Лудовико. Проведя несколько часов во власти стихий, на миг прекративших свое буйство, и сидя теперь во тьме ночи на придорожном камне, среди открытой, унылой, незнакомой местности, с ребенком на руках, и только что доев скудную пищу, Виола ощущала торжество, радость и любовь, которые низошли к ней в сердце и предрекли грядущую встречу с любимым.