Наследники

— Обманываю родителей. Меня заменяет подруга. Криста. Криста — это я для всех. Учитель увязался за Морганом и Фомой. Догадался, куда попал. Вот и выслеживает. — Я опустила глаза.

— Альби может обманывать папочку, но не дядю Мона. Ты росла на моих глазах. Выкладывай правду. Знаешь же — не отвяжусь.

— Да нет никакой правды. Я «продинамила» его со свиданием. Криста сохнет по нему. А у меня есть Патрик, но он влюблен в Рози. Лидер нашей группы из принципа «нет» сказал и не поддержал поездку в Южную Страну. Все сложно и запутано.

— Я бы сказал, запущенно.

— Плакать не стану, если учитель улетит ночным рейсом. Избавит от необходимости сочинять биографию выдуманным родственникам.

Мон упал в плетеное кресло и освободил голову от черной шапки, глаза от очков — ему нравилось выслушивать проблемы друзей и знакомых, жалеть их, учить и компенсировать недостаток в общении. Он не обзавелся семьей, не имел детей, близких, поговорить по душам было не с кем. Длинноногие девицы, сопровождающие по жизни, годились для развлечения и увеселения.

Студия ожила. Рев визжащей электрогитары прорывался сквозь стеклянную перегородку, а потом в одну секунду затих, словно кто-то намеренно вырубил электричество. Мы услышали голоса. Крикливые, неуступчивые. Морган и Фома не могли договориться о громкости звучания. В спор вмешался Фелл. Он занял позицию Моргана. Фома капризно выкрикнул, что его «гений» зажимают. А потом он высунул кучерявую голову:

— Альби!

Но я не услышала призыва о помощи — учитель вышел на террасу.

— В твоём возрасте я не знал, что такое слава и популярность, но хорошенькие девушки сходили от меня с ума и вешались на шею. Патрик твой хорош? — Мон обернулся. — Как тот препод? Симпатичный, образованный? Идеал?

Я пожала плечами, затем резко выпрямилась:

— Познакомлю его с отцом! Он расспросит папу… и… Помните, я говорила, что мистер Грин собирается писать книгу. Он хочет показать словами, каким папа был человеком. Я тут подумала, а вдруг получится? Отец начнет вспоминать …. И…

— Снова полюбит стадионы, популярность, твою мать, — перебил Мон и вздохнул. — Группу Анри возродит, но вряд ли станет при постороннем вспоминать о романтических чувствах к «наследнице», если упрятал их поглубже и… надолго. Видишь панно?

— Да.

— Если папаше твоему плохо, он уединяется там. В комнате памяти жены. Я разок бывал там. Отец твой рисует картины, к каждой прикладывает диск с записью, делает пометку — что думает, в каком он настроении, а после отмечает в календаре дату.

Мистер Грин вернулся с террасы, сел на стул и обнял свой драгоценный портфель. Видно же, что ему скучно и он мается от безделья.

— Каким папа был до встречи с мамой? — спросила я.

Спинка плетеного кресла заскрипела. Учитель чихнул и тихо извинился. Мон задумался, почесал бровь.

— В студии — замкнутым и одиноким. На вечеринках после концертов — веселился. Он обожал внимание, славу, концерты, а журналисты с тупыми вопросами и камерами раздражали… Встретил «наследницу», и Группа «потеряла» беднягу Анри… Шестичасовой перерыв между выступлениями — по телефону узнаю, что мой друг в Городе! Обедает с девушкой, и обратного билета у него нет. А время то какое было! Самобытная музыка на протяжении десяти лет была в топе! Магнаты на радостях предлагали Анри выкупить рекламные места на его плече, запястье, ноге, шее, груди! Он посылал всех. Меломаны неудержимо скупали сувениры с именем и фотографией кумира, ходили на концерты, рассказывали об увиденном и пережитом. Помню дерзкие рукопожатия, взаимопомощь, живое общение и громкие споры — седьмая пластинка — плохо, первая и вторая — шедевр. Но папочка твой обожал музыку, сыгранную на импровизации. Если пребывал в настроении удивлять публику, мог на ходу замутить шикарное соло. Только знаешь, чем Группа отличалась от моей? Дона? На папашу твоего давили, его обязали быть новатором и создавать доступное, на наши же плечи подобную задачу не возлагали.

Мон засмеялся. Учитель прислушивался к каждому слову и не подвал виду, что заинтересован рассказом. Он постукивал каблуком в ритм и притворялся, что увлечён работой Фелла и Дона — ему с детства удавалось одновременно читать психологически сложный роман и смотреть любимое телешоу матери, «полоскавшее нижнее бельё гостей». Иногда он оборачивался и отмечал, что у нас с Моном доверительные отношения. Друг отца брал мою руку и по-отечески, с заботой в глубоко печальных глазах, сжимал замершие пальцы. Восхищение не сходило с моего лица. Певучий голос Мона убаюкивал, успокаивал.

Аплодисменты Фомы в адрес Дона… Барабанщик бросил на пульт жёлтую кепку, нацепил парик с длинными волосами, взял гитару отца и мысленно отправил себя на концерт Группы. Он наклонялся, как папа, перебирал струны его стилем, намеренно позволял длинной чёлке падать на глаза и призывал Фелла и Макса не отставать от заданного темпа.

— Почему папа сбежал сейчас? — спросила я.

Мон моргнул и неуверенно замотал головой.