Наследники

Он подсел ко мне, сжал ладонь, посмотрел понимающе, покорно и коснулся губами влажного лба, я молчала, желая как можно громче выкрикнуть, что пора бы и о себе подумать — у нас торжество-событие десятилетия, если Альберта объявит о женихе — в обществе заговорят о наследнице, от наших лиц публика давно устала, а Альберта не избитый для глянцевых таблоидов «персонаж», а если его сестра вдруг пожелает вернуться к привычному образу жизни, что будет тогда?

— Конечно, милый, я помогу тебе подстроить знакомство, — пообещала я, выгоняя из груди речь, комом осевшую внутри меня. — Не дело нам ругаться из-за мелких обид.

— Вот и отлично, — сказал Эдвин и сжал костяшки моих пальцев, в этот раз напряжение сходит медленнее, появляется и исчезает, снова появляется, выдыхаю, считаю до десяти согласно рекомендации автора книги по семейной психологии, не помогает, Эдвин покрывает поцелуями шею, ключицу и мочку уха, шепчет ласковые слова и разводит тут нежности, я увидела на тумбе вазу с треснутым горлышком, вот что нужно, но дотянуться не могу — Эдвин сковал движения, вдруг он подскочил, как ужаленный, едва за дверью послышались шаги, я с облегчением выдохнула, напряжение спало, в комнате появилась Катрина, она пригласила в столовую, я встала, Эдвин поравнялся со мной, сердце мое билось в отчаянии, и внутренний голос пел:

Мечта… мечта… любовь… любовь…

Я отстала, прижалась к холодной стене и закрыла уши, не могу слышать мерзкий голос, назойливый крик.

Мечта… мечта… любовь… любовь…

— Что-то не так? — Эдвин спросил с тревогой. — Милая, тебе нехорошо?

— Просто оступилась, не волнуйся, — ответила я, натянув самую ослепительную свою улыбку. — Все в порядке, идем.

— Ну как хочешь. Держи руку. Пол мокрый, недавно вымыли. Осторожнее. Скользко.

Элизабетта. Мать

Клаус помог разместиться в такси — поставил на колени плетеную корзинку и сунул в руку шляпу с цветной лентой. Водитель с подозрением глядел в зеркальце. Я привлекала внимание — откуда было знать, что в Южной Стране не носят весной пальто. Подобные мелочи — обязанность Энни. Хотя я неплохо замаскировалась — признать во мне «Элизабетту» практически невозможно — тёмные очки на пол-лица, шелковый платок и пуговицы застёгнуты до ворота. И прилетели мы обычным рейсом. Даже Клаус не подозревает — зачем мне вдруг понадобился не согласованный с премьером визит.

— Проблема «в духе Элизабетты», — весело заявил он, когда помогал пониматься по трапу. Пассажиры толкаются — спешат обогнать соседа и успеть раньше других втолкнуть на багажную полку чемодан с потрескавшимися колесиками. А мы с Клаусом идем размеренно, как привыкли, и только раздражаем излишней медлительностью.

— Куда прешь, овца?

— Это мне? — спросила я.

Клаус не ответил — лишь натянул очки и проверил карман. Знали бы они, что внутри оружие, которое никогда не найдет ни одна рамка металлоискателя и лучше моего главного охранника не нервировать. Бабушка знала, кому поручить безопасность семьи.

— У меня приказ стрелять на поражение, — шепнул он.

— Грубость — опасность?

Мы вошли в гудящий самолет и сели в первом ряду. Хоть здесь привилегия — смотреть нужно на стены с потертыми наклейками.

— Первый класс вызвал бы подозрение, сама понимаешь.

— Да, конечно, мой супруг по фальшивым документам. — Для достоверности я его обняла и поцеловала.

— Неплохо, — признался он. — Только Энни незачем знать об этом.

— Твоя жена бросила меня, — я тихонько засмеялась… — Но обещала вернуться…

В гостинице Клаус зарегистрировался в скромно обставленном номере на пятом этаже. Кровать вблизи окна заправлена лоскутным покрывалом. В душе плитка на стене отбита. Нет, в комнате есть и стол, и диван. Клаус переносит подушки, плед, а я занята откручиванием крышки на пузырьке с отельным шампунем. Некачественный, но пахнет цветочным ароматом.

В половину шестого я попросила вызвать такси.

— Вернусь поздно, — предупредила я и пудрой замаскировала синяки под глазами. Затем бросила в раскрытую сумку папку, перевязанную красной лентой. Клаус заинтересовался содержанием бумаг.

— Может вместе пойдем? — насторожился он.

— Никто не знает, что Элизабетта в Южной Стране, — нахмурилась я. — И не вздумай следить за мной.

Клаус недоверчиво опустил руки и я оставила его сторожить вещи.

На улице — полноценный запах свободы. Шумные перекрёстки уходят в высоту пологих холмов. Когда-то склоны их зеленели. Волшебные ангелочки в одеяниях с крылышками рассаживались по кругу и смотрели вдаль, на вершины скал. Острые зубцы окружало золоченое свечение. Немного ниже преклоняли колени молчаливые фигуры путников в запыленных сандалиях. Мягкие складки одежды спускались по склону подобно расправленному покрывалу и цвет одеяний сливался с цветом одеяния сидящего рядом. В безмолвном единстве небо синело над горизонтом. Иногда кто-то вполголоса шептал соседу — скала запела. Громкий возглас… Поднятые руки… Свечение казалось им ярче, и льющийся свет согревал, одаривая душевной теплотой.

— Окраина, 42, — продиктовала я адрес таксисту на местном языке. Надо же, вышло почти без акцента.