Наследники

— Отец работает в продажах. Мама скрипачка — играет в классическом оркестре. Брат — летчик, он служит в секретном подразделении, сестра школьница… Мон — мой учитель. Отец водил на репетиции, когда работал с Группой. Мон услышал, как я играю и предложил заниматься. Отец согласился. Студия… Дом… принадлежат другу-музыканту, я говорила. Он не беден. Сам в отпуске… И на вечеринку мы попали благодаря Мону…

— В Южной Стране люди вольны делать, что хотят? — спросил учитель и странно взглянул на меня. Затем предложил вернуться в бар. Я не знаю, как поступить. Следовало бы пойти туда, где мой брат. Эдди как раз выходил на парковку. Он придерживал тяжелую дверь, а Элис, покачиваясь на шпильках, заталкивала в багажник глянцевые букеты и воздушные шарики.

Танцпол опустел. Покрытие пола усеяно смятыми пластиковыми стаканчиками, бутылками, крышками, погасшими окурками и коробками с остатками готовой еды. Самые стойкие фанаты просили Рози выйти, и неважно им, что сцена давно погрузилась в темноту и техническая команда разбирает декорации.

В баре шумно. За стойкой веселится в угаре пьяная компания. Официант в зеленой майке просит подойти. Учитель, как зачарованный, движется на странный жест. Я за ним. В неясном свете металлическая серьга в ухе парня по ту сторону блестит, затем он вытянул мускулистые руки и показал избитые татуировками пальцы. У стены гудит холодильник с баночным пивом, справа громкий смех заглушает машина для нарезки льда. Мистер Грин заказал кружку темного разливного, а я прошу воду без газа. Плащ вешаю на спинку стула. Парень уходит и теперь нам видна его сутулая спина и гусиная шея.

Учитель… Он смотрит на меня и все ждет, когда же я произнесу важные слова. А я увиливаю — простодушно шучу.

— Я…

— Не смей! — воскликнул пьяным голосом мистер Грин. Потянулся обнять. Я успела отстраниться. — Ясно, Альби романтик исчезла, на сцену выходит ОНА — дайте угадаю, кто! — Он сморщился и подставил бармену пустую кружку. Парень с сережкой добавил и потребовал оплату. Учитель сунул в татуированную руку смятую купюру и попросил сдачу. — О, я не помню, и вспоминать не хочу это имя!

— Я всегда такой была! — упрямо ответила я. — Впрочем, я голодна. — Бармен подал меню.

— Ты наполнена загадками, — учитель усмехнулся, а я, спокойно листая пластиковые страницы, подмечала, что некоторые пункты заклеены желтыми бумажками. — Кое-что тебе не удастся от меня утаить.

— И что же?

— Говорят, ты классно целуешься, и я буду дураком, если не украду один…

Его лицо приблизилось к моему.

— Две недели — небольшой срок, — предупредил он.

Бармен просил сделать заказ. Я притворилась, что его нет. И сережка не звенит.

— Я не стану вешаться на шею и угрожать признанием жене…

Позвонили… Учитель нерешительно взял трубку. Минуту молчал. Жена его возмущалась, истерично кричала. Бедный лектор прикрывал динамик ладонью и оправдывался — он ночует у друга, немного выпили, обещал через неделю приехать, и он готов обсудить отпуск… Он отвернулся. Я надела плащ, схватила сумку и побежала прочь.

На улице заметно похолодало. Парковка опустела. Ветер поднимал сухой мусор и уносил в пустоту. Ноги от усталости заплетаются, пальцы болят. Я сдернула ненавистную туфлю и, с трудом удерживая равновесие, оглянулась — кругом темнота, а впереди огни и манящие неоновым светом вывески главного проспекта. Стеклянная крыша автобусной остановки подсвечена одиноким фонарем. Натянув лодочку и прихрамывая, иду туда. Спиной ко мне — молодой человек. Патрик! Струны его гитары выпирают. Помню, лично заклеивала скотчем дырку на корпусе. Сторонюсь, не хочу, чтобы он заметил меня, подходил ближе, а главное утешал и жалел. Один уже успел напиться и теперь объясняется с женой…

Мне повезло. Патрик завис на краю обочины и вытянул палец. Я дрожала от ночного холода. Прибрежный ветер трепал распущенные волосы. И ноги подкашивались — то ли от внутренней нетерпимости, то ли от воспоминаний о лести учителя. Вот он, бегает взад-вперед. Ищет меня. Потерянный и потрепанный.

Вдруг из глубины темной улицы возникли две коренастые, плотно сбитые мужские фигуры. Один в трениках, зауженных к щиколоткам, и кепке. Другой бритоголовый. «Треничный» подмигивает крупными глазами, бритоголовый сует ладонь в карман куртки, вынимает из пакета семечку, очищает шкурку, сплевывает, и его движения повторяются.

— Милашка, — сказал он на местном. Но я понимаю. Этикет требует знать много языков, так говорит маман. И Премьер страстно желает продавать языковые учебники по миру. Не только в Стране Королевы.

Парни подошли ближе. Я чувствую запах затаившегося, терпкого страха.

— Прогуляемся?

— Сумочка! А что в ней?

Прижимаю сумку к груди и боюсь шевелиться, разнимать руки. И спина Патрика с гитарой удаляется. И Мон где-то целует в вип-зоне блондинку. И папа ужинает домашней пиццей. И Эдди чарует Джона. И Криста пишет курсовую. И учитель надумал вернуться в Город. Кажется, что Клаус где-то рядом, и я вольна говорить все, что думаю. Защитник маман еще покажет этим крутым выскочкам.