Наследники

Валюсь с ног. Почетные гости надумали расходиться в шестом часу утра — сначала они увлеклись азартными играми, после окружили Премьера, который смешил всех заимствованными у популярного комика шутками. Благо, неформальная обстановка способствовала. Никто не выглядел уставшим. Все привыкли к подобному распорядку — поздние выезды, сон до обеда, будничные дела и новый выезд.

В четыре утра учитель прислал сообщение:

«Жду посадку».

Я не ответила. Выключила телефон и попросила водителя остановиться на набережной. Увидела Патрика. Гитара повисла у него на плече, рукой он трепал короткие волосы и смотрел на волны и то, как ветер поднимает и выбрасывает их на набережную. Вода в море кипит. Плывут мелкие барашки.

— Не спится? — быстро спросила я.

— Не ожидал встретить тебя на рассвете. Где была? — он обернулся.

— У брата, — я показала кошелек. — Нужно было забрать.

Патрик бросил в пенку ракушку неправильной формы, гнутую по краям и с трещиной.

— Проводишь? А то боюсь наткнуться на «треничного» и «бритоголового».

Он повел меня по безлюдным, тонущим в предрассветном тумане улицам. До дома папы — несколько кварталов. Ноги отказываются слушаться, и я без конца спотыкаюсь, а Патрик спасает мои каблуки. Он говорит, а я смотрю на затемненные окна и уснувшие до лета кондиционеры. Когда сезон будет в разгаре, их не станут отключать на ночь и вода, ударяясь о железные подоконники, будет стекать на асфальт, образуя мокрую дорожку.

Затылок Патрика черным пятном мелькнул перед глазами. Я отвернулась. Он даже не друг мне. А кто? Вот если бы Патрик был пьян, как учитель, и мы бы стали разговаривать. Как он бы поступил? Вытянул поцелуй? Признался в симпатии? Или написал бы честное сообщение: «сердце мое принадлежит силиконовым губам Рози».

— Ты встречаешься с Рози? — спросила я. Патрик резко затормозил. Его лоб сморщился. И глаза пытливо высверливали дырку в асфальте. И ремень гитары он сжимал так, что прожилки выступили на руке. Запястье его выглядит худым, бледным, покрыто светлыми, едва заметными волосами. Совсем как у папы.

— Я не стану отвечать, — он запинался на каждом слоге. Затем выдохнул и, завернув в безлюдный переулок, ускорил шаг. Силуэт его растворялся в самой глубине темноты. Я послушно следовала за ним, хотя переполненные мусорные баки и заплесневелые двери домов, соединенных подобно гармошке в один, пугали и устрашали. На последних этажах были балконы. Выстиранное белье повисло на тугих веревках. К почтовому ящику прилип масляный обрывок газетной бумажки. Я видела черно-белое лицо мамы и начало заголовка — «Крадущийся враг…». На пороге следующего дома валялся учебник истории. Ветер перелистывал запыленные страницы с памятными датами и событиями. Я нагнала Патрика у неработающего фонаря и тронула сутуловатое плечо с татуировкой ангела. Он сказал гневно:

— Все, что тебе нужно знать на данный момент: я помешан на музыке и хочу играть на стадионах, даже если меня принудят прыгать и изображать клоуна, как в театральной постановке. Я хочу быть им. Ясно?

— У меня аналогичные цели. Просто стало интересно…

— Не ищи оправданий.

— Может, поспорим? Кто кого?

— Имея в отцах «музыканта-легенду», заключать сделки с уличными группами бессмысленно.

— Отец давно не в «теме», как ты успел понять. Соглашение будет честным. Ты или я?

Патрик минуту думал. Затем махнул рукой, поправил ремень гитары и произнес:

— Согласен.

Мы вышли на проспект. Сила холодного продувающего ветра чувствуется на открытом пространстве. Небо просветлело. Первые машины выруливали из темных дворов и прямой лентой скользили навстречу рекламным щитам и стремительно гаснущим неоновым вывескам на крышах стеклянных высоток в самом сердце Столицы. Мы движемся дальше, вот улица, где живет папа. Дом его погружен в сон и стоит такой одинокий и поникший в собственном унынии. По асфальту тянется туманная дымка. Стены из серого бетона кажутся издалека кривыми, искаженными. Прибрежный ветер дунет сильнее, и крепкая конструкция рухнет.

Папочка рано встал или только вернулся? Вот он, сидит на предпоследней ступеньке и наблюдает, как клочки бумаги с обугленными краями подпрыгивают на ветру, касаются выбеленного асфальта и летят. Морган и Фома подле него кутаются в шерстяные пледы. Они утешают моего отца, а папочка и не думает слушать.

— У мамы проблемы, — нечетко сказал папа, едва заметил нас с Патриком. Встал. Стряхнул крошки с колен.

— Клаусу звонил? Насколько помню, проблемы мамы решает он.

— «Они» со скандалом депортировали их…

Глаза мои заблестели.

— Мама в Южной Стране?

— Была.

— Патрик, принеси ему воды. Он на себя не похож.

— Сейчас.

Но папа не пустил Патрика на крыльцо.

— Я в порядке, дочь. А вы, молодой человек, были с ней?

— Встретились на набережной.

— Надежный фанат. Второй наткнулся на меня в темноте и побежал прочь, словно приведение увидел.

— Второй? — Патрик напряг слух.

— Преподаватель. Он был здесь… Теперь его нет …. Альберта!

— Что? — я подошла ближе. Папа пьян и не соображает, что несет?