Эдди тихонько подкрался и обнял меня. Я вздрогнула и тут же обрела спокойствие.
— Готова к ответственному мероприятию? — спросил он.
— Жасмин поставила отлично.
Я повернулась к нему.
— Мне нужно домой, — вдруг сказала я, взглянув на часы.
— Порядок восстановлен. Клаус снял запрет на массовые мероприятия. А то сидели, как в тюрьме. Поедем, развлечемся?
— Отец не поймет…
— Думаешь?.. Жених не простой парень с курса…
— Ты его не знаешь совсем. Папа и не посмотрит, что ты наследник. Выставит на улицу или сломает шею.
— Но ему придётся смириться?
Эдвин задел рукавом мой стакан с недопитым компотом. Красное пятно впитывалось в мохнатый ковер, а он и бровью не повел. Я упала на колени, глазами искала щетку, ведро с мыльной водой и мокрую тряпку. Эдди подумал, что я оступилась. Помог встать, а я сердито смотрела на него и думала, что когда слуги по всему дому, подобными мелочами просто не интересуешься. Я же так не хочу.
Элизабетта. Мать
— Беспорядки. Это что означает? Общество вами не довольно, не верит чиновникам. Что мы должны сделать? Правильно. Найти того, кто заслуживает его уважение, — спокойно говорил лощеный мистер Лоис и постукивал наконечником трости.
Стул горел под Пеном. Не мог он сидеть спокойно. Лицо у него багровело, внутри все закипало и поджидало только одного — взрыва, чтобы все исчезло, распалось на осколки, убежало и вернулось на прежние места недельной давности. Нутром он чуял, что я отдала приказ свалить вину на него и на заседании, открытом и публичном, его исключат из совета навсегда. За позором будут наблюдать сотни, тысячи глаз. Домохозяйки и пенсионеры, помешивая ложкой куриный бульон, офисные клерки забудут на время о документах, скрепках, калькуляторах и соберутся у компьютера с Интернетом, работяги побросают тряпки, полотенца, лопаты, строительную технику, кто-то выпросит у начальника смены отдых, кто-то схитрит. Зеваки и туристы оккупируют центральные площади, где установили плазменные экраны. Дети уже сейчас просят родителей сфотографировать их у белых полотен на металлических стойках.
Я чертила на листе бумаги квадраты и смотрела на моего бывшего сожителя с горькой усмешкой. Да. На заседание Большого Совета ты поедешь, как миленький. И скажешь все, что задумал. А я отвечу тебе. И выиграю. Вижу, что ты следишь за траекторией моего карандаша и не прислушиваешься. Как и я. Лоис, Силано, мой отец предложили тебе уйти по собственному желанию. Но ты облегченно вздохнул и показал кулак. Я подняла глаза, отложила мой карандаш и строгим взглядом просила чиновников давить на виновного сильнее. Я хочу, чтобы твое имя произнесли вслух. Нет, ты не намерен уходить в отставку. «Глыба Льюис Пен» прирастет ко дну, как только Большой Совет отменит утвержденные тобой законы. А я добьюсь этого.
— Фрэнсис Бойл, говорю вам. Его рук дело.
— Он манипулирует наследником.
— Наследник Эдвин остановил митинги и вызвал недовольство профессора. Так кто из них главный?
Я вновь подняла глаза. Имя Эдвина вызвало у меня интерес.
— Повторите, что вы сказали, — попросила я Лоиса.
Морщинистая ладонь отца, усыпанная старческими пятнами, накрыла мою дрожащую руку. Лицо мое выглядит уставшим, осунувшимся и неестественно грустным. Тоска и печаль изъедает изнутри. Сомкнутые в улыбку бледные губы, розоватый румянец на щеках, дневной макияж — не могут скрыть от него душевных переживаний. Отец начал гадать, кто же довел меня до такого с состояния — музыкант, дети, кто-то еще?
Он сказал:
— Твой сын спелся с Премьером. Или мистер Бойл внушил ему — мать и мистер Кеннет Пен зло. Клаус разбирается.
Я вздрогнула. Кеннет Пен вытянулся. Дело принимало неожиданный поворот.
— Планируются новые акции. Градоначальники предупреждены. Органы правопорядка работают в усиленном режиме. У профессора немало средств. Пока деньги не иссякнут, бунтовщики не остановятся.
— Заседание Большого Совета проводим?
— Да. Назначим главной Элизабетту.
— Что будет с моим сыном? Ну же, отвечайте!
— Мальчишка сам подписал себе приговор.
— Я поговорю с Эдвином!
— Лучше сразу с Фрэнсисом Бойлом. Предупреждали же, влияние профессора слишком велико.
Заскрипели кресла, заерзали колеса. Магнаты, согласно очереди, покидали кабинет. Отец вытянул руку, словно засекал время на часах. Самолет отправлялся в полночь, и он планировал задержаться на обед, повидать внуков. Я не спешила с приглашением, но другого выхода не оставалось — он желал быть частью моей семьи и моя вина, что я постоянно отталкиваю его.
Отец ушел, но в кабинет влетел Эдвин. Сын мой развалился на диване вблизи двери и вытянул ноги. Я повернулась к нему. Эдвин был зол, его волосы, обычно аккуратно зачесанные, ежиком торчали в разные стороны.
— Чем ты недоволен? — прямо спросила я.
— Так похоже? — усомнился Эдвин и пригладил волосы, заметив, что я смотрю на его голову.
— Вполне, — сказала я. — Если решился зайти, так будь смелее, говори же!