Как без пашни человек не получит хлеба, так и без пасеки не получит и мёда. И цветы, и пчёлы, и люди – это единый организм природы, и если властвует разум и гармония, то каждый из них украшение, а человек обязан быть ещё и Творцом…
Фёдор пошёл в будку к дядьке. Тот лежал на топчане. Справа и слева, в три яруса, стояли корпуса и надставки, прикрытые сверху холстами мешковины и аккуратно обвязанные шпагатом. На походном столике разложили хлеб, сало, поставили кружки.
– Бражку будешь? – спросил Николай, показывая на алюминиевую флягу с медовухой в углу будки.
– Нет. Развезёт. Вон жара-то какая. Пчела работает, покачаю.
– А я выпью.
Николай Тихонович зачерпнул кружкой из фляги, сдул крошки воска и пыльцы, жадно выпил, откусил кусочек сала и, пошамкав, сморщился. После сладкой и терпкой медовухи сало аппетита не вызывало. Выпил ещё и налил чаю.
– Пролетели мы с тобой, Федя. Ломакин опять застукал.
– И цевьё от ружья Сергей в костёр бросил.
– Что-то не узнаю я тебя, Фёдор Степанович. Цевьё-то что не отобрал?..
– Сила на их стороне, закон. И чего обижаться? Попадаться не надо! Стрельнул – видишь, что впустую, ну и уходи. Чёрта с два бы они этот солонец нашли. И ружьё бы целым осталось, таких длинноствольных теперь не купишь. А без цевья можешь свою берданку выкинуть.
– С другого возьму.
– Другое курочить – тоже не дело.
– Почём зря опять с Ломакиным встали. Хотели ж с тобой ещё в прошлом году вдвоём уехать, я бы сторожил, а ты наездами хлебушек подвозил. Зачем нам посторонние?
– Места лучшие под пасеку кому дадут? Ломакину!.. И охотовед к нему на пасеку не нагрянет с обыском оружия! И одному тебе опасно: медведь подерёт, не дай бог, кто поможет? Кровью истечёшь, пока до посёлка доберёшься. Дело в другом, думаю. Может, нас с тобой и впрямь жадность обуздала, вон сколько тушёнки наготовили, флягами увожу.
– Что не так?.. Что не так? Продадим тушёнку, родных угостим, – загорячился Николай Тихонович. – В тайге жить и за мясом в магазин ездить? Я что, не имею права добыть изюбря? Это ж себя не уважать! Тайга большая – всем хватит!
– Вроде бы тоже правильно… И отец мой тайгой жил, и дед.
– Правильно!.. – передразнил Николай и зачерпнул ещё медовухи, осоловевшими, красными от бессонницы глазами глянул на племянника.
– Э… что там! Проехали, – махнул рукой Фёдор и подлил себе в кружку горячего чаю. Николай Тихонович снова зачерпнул медовухи.
– Напьёшься с утра, как мёд качать станешь?
– Да не буду его вовсе качать.
– Что, стыдно на глаза показываться?
– Давай после липы на таволожку отдельно всё-таки встанем? Ближе к морю поедем на Тадуши? За озером Зеркальным есть распадок – там и липа поздняя, и таволожка, и место укромное. А мёд я качать не стану. Пчёлы вощины оттянули за лето, наверно, тыщу рамок, – стал бахвалиться Николай Тихонович, разгорячившись от медовухи, – вон все корпуса полные, и в ульях всю старую сушь заменил. Пчёлки зальют мёдом, запечатают донизу, в каждой рамке будет килограмма по четыре! Вот это мёд!.. Настоящий! Такой только в старину делали! Что толку от жидкого, как молоко, который качают?
– Ты что, с ума сошёл?! Вчера привес на контрольном улье восемнадцать килограммов был. Пока липа цветёт – четыре раза качнуть можно! А то – хоть каждый день! По две фляги ещё с каждого улья можно взять, по сто килограммов, а можно – двести, только успевай!
– Так это разве мёд? Нектар качать – суета одна, пусть в улье поспеет. Запечатают в каждом корпусе по двенадцать рамок, вот те же полцентнера.
– На печатный мёд цены-то нет. Кто его принимает? И люди у нас привыкли к свежему, жидкому.
– Зимой в город увезём. В прицеп – и поехали, втридорога продадим.
Фёдор оценил задумку дядьки. «На базаре, – подумал он, – как минимум в два раза дороже за килограмм дадут, такой и за границу возьмут, мёд-то – что аптечный бальзам. Прав дядька. А какой не печатный в рамках, тот зимой в бане откачаем. Но для этого надо рамок иметь запас, а много ли за собой по кочёвкам навозишь? Один такой двухкорпусной улей будет весить больше ста килограммов, ульев у нас с дядькой больше ста. Да разве под силу двоим кочевать? Погрузить на машину и сгрузить? А переехать с места на место семь раз за лето, чтобы поймать все цветы? Домик надо где-нибудь в тайге срубить и там пчёл держать, чтоб не возить, тогда можно и рамками мёд сбывать».
– Надо будет попробовать, задумка-то хорошая, – похвалил он дядьку.
– Пчёлы уму-разуму научили. Кусают, спасу нет. Да и сам знаешь: потревожишь пчелу, откачаешь у неё мёд, она и не летает – соты выправляет, а липа цветёт, не ждёт. А я всегда успею рамку полную заменить на запасную, пустую.
– Вот бы в тайге стационарную пасеку завести, омшаник со складом построить, где липы тьма, – размечтался Фёдор. – Зажили бы, развели бы каждый по сотне ульев, а то и больше можно… Ходи да посматривай за матками, отбирай самых лучших на племя. У меня семейка одна есть, самая продуктивная. И пчёл не сказать, чтобы много, а все рамки мёдом залиты и запечатаны. Вот это пчёлы! Я только их теперь размножать буду.