Наследники империи

Ортданатха ответила не сразу. Коринта даже подумала, что так и не услышит ответа, но повторить свою просьбу не решалась. Вдруг шаманка заговорила:

– Он родился далеко на закате, на берегу океана, в землях кадангов. Его мать Ранда, дочь Орланденга из Талбота, конунга всех кадангов, главы воинского клана Черных Псов. Его отец Корлунг, сын Геранды из Кем-Парна, простой рыбачки, чьи предки состояли в другом клане воинов – Белых Волков. Арамейцы назвали Корлунга Хорругом.

Коринта открыла рот от изумления:

– Хорруг его отец?! Он убил собственного отца?!

– Только Ранда и Корлунг знали, как все случилось на самом деле, – бесстрастно продолжала шаманка. – Но среди кадангов считалось, что Корлунг обесчестил Ранду. В их глазах она была опорочена. До самой смерти она влачила жалкое существование и любой, даже простой рыбак, считал себя вправе назвать ее шлюхой. Тангендерг отомстил за бесчестье матери мечом. После смерти Ранды он отрекся от своего народа и с тех пор скитается по свету.

– Ты так много о нем знаешь, – заметила Коринта. – Откуда?

– Он сам рассказал, – ответила Ортданатха.

– Рассказал?! – в очередной раз изумилась Коринта. – Он же почти всегда молчит. А о себе его вообще не заставишь сказать ни слова.

Шаманка пожала плечами:

– Значит, мне повезло больше, чем всем остальным.

– И он никогда не пробовал остаться на одном месте? – продолжала расспрашивать Коринта. – Обзавестись семьей, построить дом… Он ведь часто говорит, что именно так и должен жить настоящий мужчина. Почему он не хочет быть воином?

– Наверное, потому, что видел слишком много крови. Он был совсем еще мальчишкой, когда заканчивалась столетняя война, сражался во многих битвах. В его жилах соединилась кровь двух воинственных кланов его предков – Белых Волков и Черных Псов, служивших богу войны Бельфеддору. Многие великие воины становились таковыми, приобретая опыт в кровавых сражениях, оттачивая свое мастерство и навыки всю жизнь. Он же родился воином. Он воин по крови. Но не душой. И это тяготит его. Он старается не привязываться ни к кому и ни к чему, чтобы не быть зависимым, так он сохраняет свою свободу и не имеет нужды служить кому бы то ни было своим клинком. Он проливает кровь только своих личных врагов и не ввязывается ни в какие войны. Даже эта война для него лишь способ добраться до одного единственного человека. Чего у бродяги не отнять, так это верность своему слову. Никто не избежал смерти из тех, кому он вынес свой приговор.

– Ты говоришь, он ни к кому не привязывается? – переспросила Коринта. – А как же его лошадь?

Губы шаманки чуть дрогнули в улыбке:

– Это его единственный друг. Давным-давно, когда бродяга был еще мальчишкой, он вступил в схватку с шайкой степных разбойников. Он уложил их всех, но сам получил тяжелые ранения. Лошадь нашла его в степи. Он взобрался на ее круп, и кобыла сама привезла его бесчувственного в наш стан.

– Ты его выходила? – спросила Коринта.

Ортданатха покачала головой:

– Мой отец. Мне тогда запретили приближаться к чужаку. Познакомились мы позже, когда он приехал на кремацию моего отца, верховного шамана гипитов, единственного человека, которого бродяга уважал.

– Почему ты всегда называешь его бродягой?

– Не только я. Ты когда-нибудь слышала, чтобы он сам кому-нибудь называл свое имя?

Коринта на мгновение задумалась:

– Пожалуй, нет.

– Мы уважаем его желание.

Обе замолчали. Шаманка неотрывно смотрела в огонь, Коринта же то и дело поглядывала в сторону Тангендерга, сидевшего, скрестив ноги по-гипитски, подле Ирреи.

– Она красивая, – не сдержала вздоха Коринта. – И она воин.

Шаманка вновь улыбнулась:

– Ты взрослеешь, но все равно пока остаешься девчонкой. Не пытайся войти в его сердце больше, чем он сам позволяет, он был и останется одиночкой, бродягой.

* * *

Маленькая девочка споткнулась и упала на дорогу. На обнаженной коленке выступила кровь, но девочка не заплакала, лишь вздохнула. Даже у нее на слезы не осталось сил.

Колонны беженцев втягивались в распахнутые ворота Келенгана, старинной крепости ногарских правителей. Частично обрушившиеся укрепления, тем не менее, выглядели внушительно. Алое знамя с золотым орлом, развевающееся над главной башней, вселяло надежду на защиту в сердца велихарийцев, покинувших свои дома, измученных дальней дорогой, страхом, переживаниями за близких, оставшихся защищать Хорум.

Шедший позади подросток подхватил девчушку на руки и вместе с ней вошел в ворота крепости.

– Среди них почти нет мужчин, – заметил Рисстаний, глядя с крепостной стены на колонны беженцев. – Женщины, дети, старики…

– Их мужчины остались защищать Хорум, – сказал стоявший рядом Аррелий. – Первые беженцы сообщили, что большинство тех, кто может держать оружие, со всей Велихарии стягиваются под знамя князя Литария.

– Достойный пример всем нам, – не смог скрыть восхищения молодой император. – Не будем же и мы медлить. Последние отряды уже прибыли?

– Так точно, мой император, – доложил сопровождавший правителя Атрий. – Мы имеем более десяти тысяч всадников.