Июнь, тёплый, ласковый, сверкал негой красок и богатством солнечного света, готовясь передать права наследования знойному июлю. Поле, огромное, изумрудное, переливалось всполохами разноцветных огней, а выше в горах цвели чудесные ярко-жёлтые цветы. Нефритовые склоны покрывались россыпью опаловых ромашек, сапфировых колокольчиков и множеством других невиданных цветов, которым Ишмерай не знала названия.
Вайнхольды решили уехать подальше от пыльного Аннаба и переехали в летний дом недалеко от границы с государством, называемым Острайх. Просторный трёхэтажный дом и чудесный пышный сад, принадлежащий брату Ханса Вайнхольда и его семье, расположился в окрестностях небольшого, но очень живописного городка Телроса. Кристоф Вайнхольд, его худенькая невысокая жена Амалия, их сын, темноволосый высокий шестнадцатилетний юноша Эрих и одних с Мэйдой лет дочь их Грета радостно приняли гостей и были рады познакомиться с Альжбетой Камош, о которой так тепло отзывался в письмах Ханс. Мэйда Вайнхольд с порога начала жаловаться тихой и доброй Амалии на свои головные боли.
Вечером Мэйда похвасталась хозяевам своими музыкальными успехами, а после попросили выступить Альжбету, которая не смогла отказать столь гостеприимным хозяевам. Она грустно и нежно пела о девушке, которая ждала своего суженого из далеких краев и опасных земель, объятых туманом мрака и неизвестности. Он вышел за порог дома, махнул ей рукой на прощание, и его накрыло серебряным дымом рассвета. Проходили месяцы, а от него не было ни весточки. Его братья вернулись, но он не отзывался на мольбы её и слёзы. И продолжала девушка каждый день выходить на опушку леса, к той дороге, по которой он ушёл, и всё ждала его, ждала непоколебимо, одинокой тенью бредущей по дороге вслед за своим возлюбленным. Песня эта была молитвой всех девушек, провожающих любимых на войну. Альжбета однажды услышала её, гуляя по Аннабу, и запомнила её, затем внесла свои изменения в слова и мотив. Она пела эту молитву и молилась сама о том, чтобы Александр благополучно вернулся в Аннаб, о том, чтобы миновали его все беды и горести.
Когда она закончила петь, Кристоф, Амалия, Эрих, Грета и Мэйда восхищённо захлопали ей. Вежливо хлопали и Ханс с Мартой, но отчего-то удивленно переглянулись и внимательно поглядели на девушку.
Что означал этот взгляд? Что изумило их?
Телроса был благословенным краем. И так он походил на Атию, что Ишмерай погрузилась в затяжную печаль и тихую задумчивость на много дней. Были здесь, казалось, те же горы, столь же ярко цвели луга, столь же ласково пел ей ветер.
Ишмерай молилась каждый день и каждую ночь об Атии, своих родных, Александре и ушедшем Марке.
«Верни мне их! Господи, верни мне их всех!» — по несколько раз на дню молила Ишмерай, но об одном знала точно: Марк ушёл в небытие, как и вся её прошлая жизнь. Безвозвратно. Если погибнет и Александр, что ей останется?..
Как только Ишмерай получила от него второе письмо, переданное мальчиком по имени Л̀отарь, осведомившимся, когда ему вернуться за ответом, девушка написала ответ в этот же день, но спустя не один час. Она писала взахлеб, писала навзрыд так много, как только могла, как просил он. Описала едва ли не каждую мелочь прожитых без него дней, писала о том, какие книги читала в библиотеке Адлара Бернхарда, писала, как красив Аннаб. И не одну страницу посвятила своим воспоминаниям об Архее. Она никогда не была в его родном Полнхольде и просила его описать этот край. Ишмерай всё ещё не слишком хорошо знала шифр отца, поэтому описания её получались кривоватыми, но она старалась выжать из себя всё — лишь бы только ему было нескучно читать её описания, рассуждения и мольбы, беречь себя и вернуться в Аннаб поскорее. Ее письма сияли нежностью и тоской по нему, каждое обращение её к нему было ласковым, каждый значок шифра — аккуратным, каждое предложение — красочным.
Имя Александра в шифре герцога состояло из значков «золото», «защитник», «воин». Но девушка решила писать его имя по-своему:
«Защитник изумрудноокого солнца…» — вывела она отцовскими письменами.
— Я даю тебе такое имя, — с улыбкой прошептала девушка, перечитала письмо и запечатала его.
Первое письмо, присланное Александром, не отправилось в огонь, как настоятельно советовал ей он. Ишмерай сохранила его и спустя несколько первых часов знала наизусть.
— Не грусти, он напишет тебе, — заявил однажды господин Вайнхольд, прохаживаясь вместе с ней по саду.
Сердце Ишмерай дрогнуло, и девушка кинула на него безумный взгляд. Неужто ее тоска по Александру и безумный за него страх так бросаются в глаза? Она никогда ни с кем не говорила о нём, никогда не рассказывала о своих страхах. Быть может, она говорит во сне?
— К-кто не напишет? — испуганно выдохнула Альжбета.
— Не красней, негодница! — пожурил её господин Вайнхольд. — Не об Адларе Бернхарде ли ты так печально и нежно пела? Я видел, как прощались вы в нашем саду, как он глядел на тебя, как ты глядела на него.