«Люди — самые страшные звери, Сибелир, — подумал Акил. — Вам никогда их не переплюнуть по жестокости. И как только сюда проникнет хотя бы один человек, поднявший против меня оружие, я докажу тебе это…»
И враги не заставили себя ждать.
Первый грохот у ворот раздался глубокой ночью, разодрав тишину в клочья.
— Они взрывают ворота, — стальным голосом проговорил Нидар Сур, сжав свою саблю.
Второй грохот вспорол ночь, и всё в Акиле содрогнулось от подобной мощи, но он не смел отступать, как бы сильно не боялся, сколько бы тысяч не штурмовало ворота Лунного города Аргос. Он вышел вперед, на середину поля.
— Огня! — услышал он крики Сампата. — Сашигайте факелы! Много факелов!
«Да, огня, побольше…» — подумал Акил, погружаясь в мрачное забытьё, сжимая руки в кулаки, нагревая их, и вскоре на поле стало светло, как днём.
Он был готов, он вбирал в себя каждый грохот, будто черпал из него силы. Вокруг него взбушевался ветер, нагревая воздух. Акил не чувствовал ни былой усталости, ни страха, ни тревоги. Он думал лишь о том, что через несколько минут ему снова придётся убивать, что иначе ему не спасти города.
«Прости меня, отец, — подумал Акил, когда третий взрыв пробил брешь в могучих воротах, а четвертый приоткрыл врагам путь. — Мне не стать Целителем, столь же милосердным спасителем жизней, как ты. Я — всего лишь такое же животное, как и все остальные. Прости, что не принял твоего учения. Но целиком и полностью я принимаю дар твоей крови…»
Топча друг друга, с бешеным ревом в Аргос ворвались люди, размахивающие своими тонкими мечами, стреляющие из больших длинных пистолетов. Фавны пустили в ход арбалеты, и кровь вновь полилась на землю, кося несметное черное море.
Акил вздохнул и сделал одно лишь движение — взмахнул руками и разлил море огня. Оно вгрызлось в людей со страшным рыком, выжигая первых людей заживо, мгновенно, превращая их в угли, посыпая землю Аргоса прахом и пеплом. С горестными криками ужаса погибали враги, испытывая невообразимые муки, но Акил их не слышал — он стоял посреди поля битвы и направлял свои огненные руки в разные стороны, защищая то один фланг аваларского войска, то другой.
Но людей было слишком много. Широк был проход, враги могли видеть, что происходит на поле боя, еще не вступив в битву. Им удавалось избежать огня, и они начал прорываться к тем, кто был вооружен обычным мечами, топорами да арбалетами, а не огнём. Как только источник столь несметной силы был замечен, в него полетели пули.
Огонь Акила всё ещё был неповоротлив и, спасая остальных, он не мог спасти себя. Авалар понёс первые потери. Увидев, как из головы одного из фавнов выстрелила струя крови, Акил разозлился, и огонь рассвирепел вместе с ним, одним взмахом покосив дюжину врагов.
Вскоре смешались люди и фавны, и Акилу стало еще сложнее — он не мог выцепить одного врага из толпы товарищей. Иначе ему придется сжечь непременно всех. Тогда он предоставил товарищам обороняться от тех сотен, что прорвались мимо него, и кинулся к самим воротам, чтобы остановить разбушевавшееся море людское, прорывавшееся сквозь брешь и грозившее захватить Аргос одним своим страшным количеством.
Он вдруг осознал, что люди перестали охотиться на фавнов, — они пытались достать его, вытащить из стены его же огня.
Фавны перестали обороняться, они защищали Акила. Если погибнет он, погибнут все они.
Огонь его ослаб, пальцы заболели, и левую руку его пронзила бешеная боль. Боль, придавшая ему ярости, и огонь его разбушевался еще безудержнее. Ночь наполнили предсмертные крики сжигаемых заживо людей.
Но боль не отпустила. Ему казалось, что рука его горела. Разгорелась и старая рана на груди. Рукав промок насквозь от крови.
— Рианор, уходи, ты ранен! — услышал он голос Сибелира.
— Без меня вам битву не выиграть! — прорычал тот. — Вас слишком мало!
— Я не могу посволить тебе умерет, Рианор! — закричал Сибелир.
— Какая тебе разница? Я же человек!
— Моя Тсаритса накасала мне хранить вас, Рианоры! Двух твоих сестёр я уше не уберег. Я не могу пошертвовать ещё одним Рианором!
Акил не слушал его. Он поднял огонь свой высокой стеной и обрушил на людей.
Неистовая боль пронзила плечо, и он более не смог поднять левую руку — плечо разворотило — он увидел мясо, мускулы, а в глубине белела кость. Один выстрел Сибелира, и враг, изуродовавший плечо Акила из пистолета, упал замертво.
«Нет! — громыхнула мысль. — Я должен найти обеих! Я должен довести их до дома! Как могу я, как смею сдаться?!»
И Акил зарычал — от ярости, отчаяния и боли, которая становилась сильнее по мере того как слабел огонь. И вдруг раздался взрыв.
Сагрия, непонятно откуда взявшаяся, ловко проскользнув мимо Ивена Аима и Умрата, сверкнув расплавленной медью своих волос, крикнула:
— А ну помогайте!