Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом

— Прости, что я так пристально гляжу на тебя, Акил, — серьёзно проговорил он, все еще не отводя от него глаз. — Я с раннего детства слышал о подвигах твоего отца и его сестре. Я так много слышал о них и так сильно мечтал стать на них похожими. Признаться, я пошёл с вами из любопытства, поглядеть, что можете вы, дети знаменитых героев.

— Ну как? — мрачно, почти зло фыркнул Акил. — Насмотрелся вдоволь?

— По началу я не видел в вас ничего, кроме самодовольства. Когда погиб принц, когда мы оказались в Аргосе, я увидел в вас лишь беззащитных, но упрямых детей, которые не желали признаваться в своем поражении. Теперь я вижу, что ошибался. И ошибался непростительно. Я готов идти с тобой до конца, до подземелий Кунабулы, я всегда готов защищать вас, но прости меня, ибо я думаю, что сестёр ты собрался искать напрасно — если бы они смогла разбудить свою силу, они бы уже спаслись и вернулись. Но их нет до сих пор. И ответ этому только один.

— Нет, Аим, — спокойно, но твердо ответил Акил, потирая горячие пальцы, разгоняя по телу жар огня. — Говори что угодно, но я знаю: Ишмерай жива. Отец когда-то говорил мне, что Рианор не может погибнуть в тайне, что другой Рианор обязательно почувствует гибель собрата. Я чувствую, когда Атанаис поддерживает меня, как она и отец мой верят в меня. Мы — одна семья. Даже с Ишмерай, которую я любил меньше всех из всех своих родственников, с которой никогда не ладил и по которой так сильно тоскую теперь. Она не заслужила такой судьбы.

— Глядя на вас на всех, я в которой раз убеждаюсь, что родился под счастливой звездой — я не Рианор, — грустно усмехнулся Аим, и Акил фыркнул:

— Не торопись. Ты ещё будешь нам завидовать.

Акил молча кивнул, опустив глаза. Отныне все они должны быть осторожны в своих ошибках и поражениях.

— Так удивительно и странно, — пробормотал виконт, поглядев на руки Акила. — Ты жёг здесь всё — от огня твоего остались горы пепла и праха, но на твоих руках нет ни следа. Напротив, они будто светятся. Жилы твои будто горят. И ничто не причиняет тебе боли?

— Ничто… — ответил Акил, разглядывая свои руки, испытывая какое-то глухое отвращение к этому свету, который тускло бился сквозь его кожу. — Но подвох где-то должен быть. Мой отец скорее подходит на роль совершенства, нежели я.

— Господин Лорен и сударыня Акме не смогли сделать то, что им предназначалось — они не уничтожили Кунабулу. Они потерпели поражение. Теперь же ваш черед, Акил. Когда Кунабула будет повержена, твой отец будет тобой гордиться.

— Мой отец… — Акил хмуро усмехнулся. — Мой отец будет гордиться кем угодно, но только не мною. Он обожает Адиль и мою матушку и не скрывает своей любви, но я будто всегда был как бельмо на глазу. Что бы я не делал, в его глазах было сделано плохо, что бы я не говорил, было сказано отвратительно. Сын знаменитого могущественнейшего целителя Архея, и ни на что не способен, ничего не умеет и не желает уметь. Как таким гордиться?

Виконт Ивен Аим долго разглядывал его своими внимательными глазами, будто обдумывая ответ.

— Теперь я вижу, что не только Ишмерай мало ладила со своими знаменитыми родителями, — пробормотал он. — Лорен Рин тоже не смог найти общий язык с сыном.

— Ишмерай редко попадались люди, которые понимали бы ее и принимали, — ответил Акил. — Она была очень близка с отцом, но после того скандала с Марком и ее побега они резко отдалились. Ишмерай обожала мать и сияла от каждого нежного слова, подаренного ей госпожой Акме. Только слов этих было слишком мало, все они доставались Атанаис или Гаспару. Ишмерай никогда не была близка с Атанаис, и я не слышал, чтобы она не ругалась с Гаспаром, хотя очень любила и сестру, и брата. А я и вовсе всегда считал ее девицей невоспитанной, недалекой, избалованной отцом и свободой Сильвана. Мне казалось, что рядом с Атанаис никто не мог считаться сколько-нибудь достойным.

— Ты любишь её не меньше, чем Атанаис.

Акил тяжело поглядел на своего собеседника и ответил:

— Это раскаяние за то, что я всегда так плохо отзывался о ней, что никогда не был внимателен к ней так, как подобает брату, что не смог уследить за ней и не смог спасти. Отец всегда говорил, что семья — самое важное, что может быть у человека в жизни.

— Акил, — устало проговорил Ивен Аим, проведя рукой по бледному лицу. — Перестань винить себя. Пусть свою вину увидят те, кто послал вас всех в столь опасный путь, кто не добыл об этой местности почти никаких сведений, кто швырнул вас в эту бездну и махнул рукой, даже не интересуясь, выберетесь ли вы или нет. Ты не трус, Акил. Ты был просто не подготовлен, мы все были не подготовлены. Напротив, я приятно удивлён твоей силой. Я говорю о силе твоего духа, о твоем упорстве и мужестве.

Акил удивленно хлопнул глазами и тихо засмеялся.

— Что ж, со стороны виднее. Благодарю за откровенность, господин виконт.

— Не благодари, — ответил Аим. — Сагрия тревожится за тебя. Она чувствует, что ты задумал найти Ишмерай и Атанаис. Я не хочу, чтобы она совершила ещё одну ошибку и осталась здесь с тобой.