Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом

— Потому что я сейчас не с Альжбетой Камош, — спокойно и прохладно ответил Александр. — А с Ишмерай Алистер. Она напилась, а я веду её домой. И именно из-за неё я застрял в Аннабе на столько месяцев. Именно из-за неё моя жизнь пошла хрен знает какими путями. И именно из-за неё я сейчас не с красавицей Вильхельминой Райнблумэ, а с пьяной Ишмерай.

— А я рада, что ты сейчас со мной, — тихо проговорила девушка, подняв к нему голову, стараясь разглядеть его под капюшоном. — Даже если ты не рад. Ты не рад, я знаю.

Александр ответил после недолго молчания:

— Ты не виновата в том, что попала в беду. И, честно говоря, мне немного тебя жаль… Но и я тоже не виноват! Просто под ноги попался.

Ишмерай вспыхнула. Вино забурлило, голова загудела, он вырвалась и рыкнула:

— Никогда не жалей меня, Сагдиард! Я не потерплю ничьей жалости!

— Да-да, хорош, — вздохнул Александр, пытаясь поймать её за руку, но девушка отскакивала от него с такой быстротой, будто вовсе не пила вина. — В снег окунуть тебя, что ли. Прекрати бегать, дай мне, наконец, отвести тебя домой!

Александр начинал злиться, и это веселило Ишмерай. Она засмеялась, громко, открыто. Ей хотелось смеяться во весь голос. Смеяться, жить и петь.

И она запела одну озорную аннабскую песенку, сначала тихо, затаенно, лукаво улыбаясь, затем все громче и зажигательнее, разжигая сильнее свой неугасаемый огонь. Она проскальзывала к нему в своем озорном танце, мимолетно дотрагивалась до него и отскакивала, когда Александр пытался схватить ее. Она дразнила его, дразнила себя и весь Аннаб, чувствуя, что у нее вырастают крылья. Она смеялась, танцевала, кружилась вокруг своего спутника и пела от всей души. Она хватала его за руки, заставляя танцевать вместе с ней. Мужчина пытался ее утихомирить, пыхтел и ругался, но в конце концов махнул рукой, заулыбался, наблюдая за её игрой, и даже покружил её.

Ишмерай в конец потеряла голову. Ей было так хорошо и спокойно, что она не обращала внимания ни на темные дома, не хотела думать о том, что ее могли услышать. Весь Аннаб, весь мир, вся ночь принадлежала ей. Её красивый сильный голос весенней рекой разливался по холодным улицам, растапливая лёд, стучась в тёмные окна, взрываясь светом ярких брызг до самого неба.

Александр больше не злился. Она видела это по его лицу. По его красивому, весело улыбающемуся лицу.

«Тебе спокойно со мной так же, как и мне с тобой… — вдруг подумала она, лукаво улыбнувшись, не переставая петь. — Люби Вильхельмину Райнблумэ, Мэйду Вайнхольд, кого угодно, — мне не до этого дела. Но тебе не будет с ними так же спокойно, как со мной, ибо я частица того прошлого, о которой ты так тоскуешь. Только я знаю о том мире, который ты так любишь!..»

Когда до дома Вайнхольдов оставалось совсем немного, Александру удалось утихомирить Ишмерай, да и свежий воздух проветрил её голову. Она натанцевалась, напелась на холодном воздухе, но ей хотелось еще. Ей хотелось смеяться, петь и танцевать до утра.

Мужчина держал её за руку, а девушка, следуя за ним, могла безбоязненно разглядывать его.

— Ты такой большой, — серьёзно сказала Ишмерай. — Красивый…

— Начинается! — Александр усмехнулся, снисходительно поглядев на девушку. — Крепко же ты выпила…

Вино ещё бурлило в её крови, поэтому Ишмерай осмелилась провести пальцем по его носу, сверху вниз, и пробормотать:

— Тебе двадцать семь или двадцать восемь, а ты ещё не женился… Почему?

— У меня, как и у тебя, есть свои принципы.

— Какие принципы у тебя?

Александр внимательно глядел на неё некоторое время, будто размышляя, стоит ли говорить ей или нет, но всё же решился:

— Я хочу любить ту женщину, которую назову своей женой. Любить так, чтобы у алтаря захватывало дух. Я знал многих женщин, и большинство из них — через постель, но ни одну из них не любил. Никогда.

— Как грустно, — пробормотала Ишмерай, удивляясь своему удивлению. — Даже не знаю, кто из нас более жалок — я со своим разбитым сердцем твердящая, что не смогу полюбить никогда на свете, или ты со своими принципами и словами о том, что ты никогда не любил и едва ли полюбишь. Люби, Александр. Это невероятное чувство, — она опустила свои печальные глаза, разум её приобретал прежнюю ясность.

Девушка увидела улыбку Александра, и ей стало так хорошо. Или это из-за вина? У него была невероятная улыбка. И глаза сияли так ярко, как не могло сиять солнце.

«Как же повезло Вильхельмине…» — подумала Ишмерай и вдруг поймала себя на странном чувстве: не то ревности, не то сожалении.

Девушка спокойно отошла на шаг, улыбнулась ему и, перед тем как открыть заднюю дверь, ласково прошептала:

— Приятных снов, Александр.

— Приятных, — спокойно ответил он.

Девушка улыбнулась шире и вошла в комнату, испытывая странное желание вернуться и поглядеть, ушёл ли он сразу или ещё стоит, думая о чём-то…

Глава 10. Соколёнок и голубка