Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

По мере экспансии на литовской Руси сложилась система крупных удельных княжеств[258] Гедиминовичей (сохранялись и более мелкие княжества, где правили далекие потомки Рюрика, — вероятно, к ним относились Друцкие[259] и Острожские[260]). Первые, как правило, быстро интегрировались в местное общество — принимали православие (это было важным условием консенсуса с местным обществом[261]), женились на русских княжнах, в результате их потомки быстро сливались с местной знатью, из «чужих» становились для нее «своими». Эти князья были полноправными хозяевами в своих уделах: раздавали в них земли, «дани» и людей, вершили суд и собирали налоги[262]. Связь удельных князей с Вильной ограничивалась обязанностью выплачивать дань и участвовать в военных походах литовских монархов. Однако эта связь основывалась лишь на осознании принадлежности к одной и той же династии и нередко прерывалась, когда брали верх соображения «реальной политики». Так не раз случалось в южнорусских землях: на Волыни, где обосновался сын Гедимина Любарт, в православном крещении Дмитрий; на Подолье, где княжили внуки Гедимина Кориатовичи[263]. Так произошло в Полоцке, когда Андрей Ольгердович, узнав о предстоящей женитьбе своего сводного брата Ягайла на польской принцессе Ядвиге, решил сделаться ленником ливонского отделения Тевтонского ордена в 1385 г.[264] Эти события свидетельствуют еще и о том, насколько непрочными были связи с Вильной местных элит, видевших «своего» князя прежде всего в удельном Гедиминовиче. Кроме того, на политическую позицию местного населения влиял расклад сил на международной сцене, в ближайшем соседстве с ними. Этот фактор сохранял свою силу и в последующие столетия, и о нем не следует забывать.

К сожалению, не сохранилось данных, которые позволили бы проследить состав окружения великих князей литовских столь же подробно и систематически, как это можно сделать для самого конца XIV в. и последующих столетий. Причина этого проста: письменные документы использовались тогда главным образом в контактах с соседями ВКЛ, и сохранилось их совсем немного. В ближайшем окружении правителей можно отметить и литовских бояр, в XIV в. еще язычников, и католических монахов (они, в частности, исполняли функции писцов), и, конечно, Гедиминовичей — как православных, так и язычников. Переход обширных русских земель под власть Гедиминовичей не привел к пополнению правящей элиты представителями региональных элит (впрочем, сам термин «представители» малоудачен, поскольку анахронично намекает на не сложившуюся еще идею «представительства» регионов в государственном центре). Хотя изначально отношение Руси к Литве было неприязненным[265], постепенно «чужое» становилось «своим», шел процесс взаимного привыкания литовцев и русинов. Русские воины участвовали в походах литовских князей (например, с новгород-северским князем Дмитрием-Корибутом — в захвате мазовецкой Визны[266]), в Литве обосновывалось русское население, сами литовцы переселялись на Русь — по собственной воле или по воле своих правителей (в составе их дружин и как часть «служебной организации»[267]). Литовцы принимали православие, однако сохраняли память о своих корнях. Это способствовало определенной интеграции русских земель в состав Великого княжества Литовского уже в XIII–XIV вв. Так, если в конце XIII в. Новогородок еще считался частью Руси, то в источниках начала XV в. он последовательно именуется «Литовским» и относится к историческому ядру государства — Литве, Литовской земле[268], которая охватывала этническую Литву и прилегающие к ней русские земли[269] (в историографии их по традиции часто именуют Черной Русью, но это название закрепилось за Верхним Понеманьем лишь в конце XVI — начале XVII в.[270]).