Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

Следует отметить еще один момент. Бросая всю свою эрудицию и полемический пафос на поиски проявлений этнического и конфессионального самосознания, ученые (причем не только историки ВКЛ[278]) нередко забывают о других его аспектах. При чтении некоторых исследований создается впечатление, что водораздел в обществе ВКЛ проходил исключительно по линии «русины — литовцы» или «православные — католики». Не избежал искушения представить дело таким образом даже столь тонкий и вдумчивый исследователь, как Хенрик Ловмяньский: по его мнению, раз авторы некоторых летописных произведений благосклонно отзываются о Литве и Витовте, — значит, они были литовцами[279]. Между тем на практике дело к этому не сводилось. Большую роль играло региональное, локальное, социальное самосознание. Как справедливо отметил А. И. Груша, полемизируя с Э. Гудавичюсом и сопоставляя известный случай убийства Ольгердом лидера крестьянского восстания против власти Ордена с летописной характеристикой боярина Войдилы, «литовскому пану и шляхтичу было проще найти общий язык с «русским» паном и шляхтичем, чем с крестьянами своей «нации», потому что их объединяла не только одна «лавица» панов-рад, но и то, что так называемый национально сознательный господарь жаловал и тех, и других упомянутыми крестьянами»[280]. Что же касается регионального самосознания, то дело не ограничивается примерами его проявления у полочан, на которые уже обращал внимание О. В. Лицкевич[281]. О его существовании ярко свидетельствуют памятники права Великого княжества Литовского — областные привилеи: показателен и сам факт их выдачи отдельным землям, и стремление боярства этих земель оградить свои интересы от пришлых конкурентов путем включения в их состав пунктов об исключительном праве местных бояр держать волости «своей» земли. Таким образом, формирование регионального самосознания имело объективные предпосылки. Жители регионов ВКЛ по отдельности упоминаются в договоре великого князя литовского Казимира с Псковом 1440 г.[282] Точно так же во втором десятилетии XV в. составители финансовых документов — расходных книг — сочли нужным не объединять под рубрикой «руси», как это нередко делалось, охотников, пребывавших при дворе Владислава Ягайла, а перечислить по отдельности смольнян, гроднян и киян (наряду с жомойтами и москвитянами)[283].

Ситуация в Великом княжестве Литовском кардинальным образом изменилась в последние десятилетия XIV и в первой трети XV в. Вскоре после смерти Ольгерда (май 1377 г.) в стране разгорелась борьба за власть, продолжавшаяся фактически до конца столетия. Сложившейся ситуацией попытались воспользоваться крестоносцы. Чтобы противостоять их натиску и при этом сохранить власть над русскими землями, а в перспективе продолжить экспансию на Русь, великий князь литовский Ягайло в 1385 г. заключил соглашение с польскими правящими кругами (за которым в историографии закрепилось несколько неточное название Кревской унии[284]), по которому он должен был принять католицизм, крестить по латинскому обряду своих некрещеных подданных и взять в жены наследницу польского престола Ядвигу, что делало его польским королем. Этот брак давал Ягайлу ресурсы, необходимые для решения внутриполитических (укрепление его власти в ВКЛ) и внешнеполитических задач. В начале 1386 г. Ягайло крестился в Кракове, после этого был обвенчан с Ядвигой и стал польским королем под именем Владислава II. Тогда же приняли католическое крещение его братья-язычники. Спустя год состоялось массовое крещение литовцев, было основано Виленское епископство.

Уния поставила вопрос об управлении ВКЛ в отсутствие монарха, который отныне пребывал в Польше. В договоре 1385 г. его решение было намечено лишь в самом общем виде: Ягайло обещал «навечно присоединить» (perpetuo applicare) земли Литвы и Руси к Польше. Было бы странно видеть в одном слове точное и исчерпывающее определение будущих правовых отношений между Польшей и ВКЛ (особенно странно это смотрелось бы в Польше с ее развитой письменной культурой и латинской правовой мыслью), тем более что брачный договор — не самое подходящее место для этого. Конкретное решение этого вопроса вырабатывалось уже после коронационных торжеств[285].

Илл. 1. Польский король Владислав II Ягайло. Фреска часовни Св. Троицы в Люблине. 1418 г.