Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века

Уже при первом знакомстве с приведенными свидетельствами бросается в глаза схожесть рассказов двух позднейших нарративных источников и их принципиальное расхождение с современными, в частности документальными: и Длугош, и «Хроника Быховца» сообщают, что Свидригайла назначил великим князем литовским Ягайло. Различие состоит в том, что у Длугоша литовские вельможи просят Ягайла дать им великого князя, а в «Хронике Быховца» инициативу его назначения проявляет сам польский король, литовцы же лишь принимают его брата на великое княжение. Как известно, при создании «Хроники Быховца» была использована «Хроника поляков» Матвея Меховского, одним из источников которой, в свою очередь, был труд Яна Длугоша; при этом создатель «Хроники Быховца» иногда вступал в полемику с версией событий, излагавшейся в польских источниках[601]. Это позволяет думать, что и в данном случае имела место такая завуалированная полемика, тем более что Матвей Меховский практически повторяет (с сокращениями) рассказ Длугоша о кончине Витовта и восшествии на престол Свидригайла[602]. Автору «Хроники Быховца» хотелось подчеркнуть самостоятельность «политического народа» Великого княжества Литовского, но он вынужден был избегать открытых выпадов в адрес польского короля Владислава Ягайла — крестителя Литвы, основателя династии Ягеллонов и деда Сигизмунда Старого, правившего в Польше и Литве в период создания «Хроники»[603]. Поэтому он положил в основу своего рассказа версию Длугоша, но инициативу назначения Свидригайла приписал не литовским боярам, а польскому королю, что хорошо согласовалось с настойчиво проводимой Длугошем (и воспринятой автором «Хроники Быховца») мысли о братской любви Ягайла к Свидригайлу, которая подчас превосходила заботу о государственных интересах Польского королевства.

Таким образом, версия «Хроники Быховца» в конечном счете вторична по отношению к версии труда Яна Длугоша. В свою очередь, версия Длугоша далеко не тождественна версии польских правящих кругов начала 30-х годов: и Ягайло, и Олесницкий писали о «захвате» престола Свидригайлом; им вторят орденские источники — мемориал для Эрика Датского и продолжение Конрада Битшина, а также любекская хроника Германа Корнера. Не лишена версия Длугоша и внутренних противоречий[604]: с одной стороны, узнав о болезни Витовта, Свидригайло активно готовится занять престол (появляется на его дворах); с другой стороны, через несколько страниц выясняется, что этот престол достается ему не благодаря его активным действиям, а благодаря назначению венценосного брата. Поэтому, как справедливо отметил Я. Никодем, рассказ Длугоша следует рассматривать как концентрированное воплощение его представлений об историографии, о Польше, Литве и первом монархе литовского происхождения на польском престоле[605]: Длугош последовательно проводил мысль, что Ягайлом руководит не государственный интерес, а любовь к родной Литве и к младшему брату[606]; знать ВКЛ показана объектом польской политики[607], а вельможи — склонными к измене (получив от Ягайла великого князя, они тут же забывают о его добром деле)[608].