Имеются и некоторые другие доказательства того, что, узнав о болезни Витовта, из Вильны и Трок разъехались не только иностранные гости, но и его подданные. Летописи ВКЛ сохранили красочный рассказ о том, как гости Витовта ждали его коронации семь недель и жили при этом «на его истраве», т. е. обеспечении[669]
. Когда стало ясно, что коронация в ближайшее время не состоится, это было вполне понятным сигналом к отъезду домой, тем более что никто из гостей не мог предугадать, оправится ли Витовт после болезни и как сложится его дальнейшая судьба (в отличие от историков, которые знают, чем все окончилось).В противном случае гостям Витовта пришлось бы жить вдали от дома на свои собственные средства, а это было дорогим удовольствием, которое могли позволить себе лишь самые состоятельные. Эти соображения подтверждает малоизвестный источник — грамота Виленского епископа Матвея об утверждении братства прихожан церкви св. Иоанна в Вильне, датированная 4 октября 1430 г. Спустя пять дней ее заверили епископы, съехавшиеся в Вильну на коронацию Витовта: краковский епископ Збигнев Олесницкий, луцкий Андрей, каменецкий Павел, медницкий (жомойтский) Николай[670]
. Между тем о смерти Витовта епископ Павел, судя по рассказу Длугоша, узнал в центре своего диоцеза Каменце (Подольском) или неподалеку оттуда, что позволило ему принять участие в захвате Каменца шляхтичами коронной Руси[671]. А значит, он покинул Литовскую землю тогда, когда стало ясно, что коронация Витовта в ближайшем будущем не состоится. Несомненно, так же поступили и многочисленные подданные великого князя литовского. В довольно обширном перечне вельмож ВКЛ, гарантировавших соглашение с Ягайлом о судьбе Западного Подолья 29 ноября 1430 г., 9 человек[672] — знатные литовские бояре, занимавшие важнейшие территориальные (притом в Литовской земле!) и придворные должности, четверо Гедиминовичей (Олелько и Иван Владимировичи, Иван Корибутович и Юрий Михайлович) и трое князей Друцких (Семен Иванович, Иван Путята и Михаил Семеновичи). Вопреки мысли О. Халецкого (который, кстати, и ввел сведения об этом источнике в научный оборот), нет оснований полагать, будто в результате обострения отношений с Польшей великие князья литовские шли на уступки своим русским подданным.Так Свидригайло вскоре после смерти Витовта стал великим князем литовским не только формально, но и фактически, взяв под свой контроль территорию ВКЛ (вероятно, он сразу же привел к присяге новообретенных подданных). Ягайло, все еще находившийся в Литве, вынужден был признать свершившийся факт, но по-прежнему подчеркивал свою верховную власть над ВКЛ и, вероятно, рассчитывал добиться ее признания от литовской стороны, — а та этого не желала. Об этом свидетельствует его соглашение со Свидригайлом, заключенное 7 ноября 1430 г. Сохранились акты обеих сторон: польской — в копиях в архиве великого магистра, куда этот документ попал от Свидригайла[673]
, литовской — в оригинале[674]. Оформление последней недвусмысленно говорит о том, что Ягайло был поставлен перед свершившимися фактами: соглашение состоялось в Троках — важнейшей великокняжеской резиденции, а грамоту Свидригайла написал тот же писец, руке которого принадлежит несколько десятков посланий и документов Витовта за 1421–1430 гг. («девятая рука» латинско-немецкого отдела канцелярии Витовта по классификации Р. Чапайте[675]). В Троках Свидригайло остается и в последующие дни (9 ноября), значит, уже к этому времени он не просто пользовался великокняжеским титулом, но и фактически осуществлял прерогативы великого князя.