Наследники земли

– Она умирает, – сказал бондарь и отвернулся.

Уго замолчал. Он столько раз представлял себе этот разговор, но теперь его душили слезы. И даже закружилась голова. Он сумел произнести одно-единственное слово:

– Послушайте…

– Убирайся! – рявкнул Ферран, теперь уже прежним голосом. – Лучше бы я тебя убил. Ты угрожал сжечь мой дом, если твоя мать умрет. Так вот, она умирает. Уходи, пока она еще жива.

– Я должен ее увидеть, – твердо сказал Уго.

– Ты что, не слышал?

Уго достал кошелек с деньгами, отпущенными ему на мальвазию для супруги Рожера Пуча, и вытащил горсть монет.

– Позвольте мне ее увидеть! – взмолился Уго.

– Парень, ты с ума сошел? Показываешь мне свои деньги и хочешь войти в мой дом! Может быть, ты никогда оттуда не выйдешь. И никто об этом не узнает.

– Об этом узнает весь поселок. Я пришел с виноградника Антона, что при монастыре Виньет, я покупаю его урожай мальвазии. Антон знает, что я здесь, и знает, зачем я здесь, – солгал Уго. – И глазом моргнуть не успеете, как вас арестуют и казнят, а вместе с вами и кого-нибудь из ваших детей, если прознают, что они вам помогали, – вот этот, например, выглядит уже вполне взрослым. Примите деньги, позвольте мне подняться к ней, а сами, пока я буду наверху, идите и спросите Антона. И не беспокойтесь, со мной вы встретитесь на обратном пути.

Ферран колебался.

– Еще, – в конце концов потребовал он.

Уго добавил еще две монеты и постарался скрыть дрожь в руках, когда бондарь приблизился к нему вплотную.

– Хосе! Ступай с ним, – велел Ферран сыну.

Уго почувствовал запах смерти, едва переступив порог маленькой полутемной комнаты: запах витал в отравленном, спертом воздухе. Уго вспомнил объяснение священника из госпиталя Санта-Крус: нефы специально строятся высокими, чтобы воздух свободно циркулировал и не загнивал.

Уго велел детям, которые ухаживали за Антониной, открыть окно, и в комнату сразу ворвался свежий воздух. Парень подошел к матери, неподвижно лежавшей на тюфяке, и заговорил. Дети забились в угол. Антонина как будто ничего не слышала, даже не открыла глаза. Только слабые хрипы давали понять, что эта женщина все еще жива. Антонина не отозвалась и тогда, когда Уго погладил и сжал ее руку, от которой остались только кожа да кости. Уго просидел рядом с матерью несколько минут – она никак не реагировала на его присутствие. Тогда он встал и прошелся из угла в угол. Посмотрел на детей: двое младших приходились ему братом и сестрой. Уго ничего не почувствовал: это были дети Феррана. Он снова сел возле матушки.

– А священник? – Уго почти кричал. – Ее соборовали?

– Он сюда не придет, – сказал Хосе.

– Говоришь, не придет в этот дом? Беги к священнику и дай ему деньги, вот. – Уго вытащил несколько монет. – Скажи священнику: если он окажется здесь прежде, чем моя мать умрет, то получит еще столько же.

Вскоре появился священник, при нем Святые Дары и пара служек. Закончив соборование, святой отец потребовал обещанную плату.

– Вы возьмете на себя ее похороны? – спросил Уго.

Священник вскинул брови и оглядел комнату: скудость обстановки как будто говорила сама за себя.

– Ферран даже не состоит ни в одной общине, – заговорил священник, ткнув пальцем в сторону мастерской, откуда доносился упрямый стук молотка. – Феррана отовсюду выгнали за пьянство и драки. – Он все больше сердился, все яростнее махал руками. – За склочность и распутство!

Уго показал хулителю кошелек, и праведный гнев поутих. Гроб, месса на похоронах, еще несколько заупокойных месс… «Сколько тебе нужно молитв?» Могильщики. «Какую-нибудь надпись?» Певчие. «Может быть, какое-нибудь богоугодное дело?» Плакальщицы…

Уго понял, что распрощается со всем кошельком, отдал последние монеты и снова присел на тюфяк рядом с Антониной. Несмотря на открытое окно, его чуть не выворачивало от смрада. Он взял умирающую за руку. Священник уже порывался выйти, но Уго его остановил:

– Молитесь, отец. Молитесь здесь, пока Господь не пожелает окончательно призвать свою рабу.

В эту секунду Уго ощутил пожатие руки. Он перестал дышать. «Матушка», – прошептал он. Пожатие сделалось чуть крепче… а потом дыхание внезапно стихло.

Они отправились в Барселону еще до рассвета. После смерти Антонины, когда наступила ночь и ворота поселка закрылись, Уго нашел пристанище на винодельне Антона. Улегся на тюфяк рядом со старшим сыном винодела. В доме было холодно и очень сыро, кашель и храп не замолкали ни на минуту. Уго неподвижно лежал на спине, глядя на отблески, которые оставляли на потолке догорающие уголья.

Он плакал.

Несмотря на тепло от спящего рядом подростка, сырость пробирала до костей. Уго не двигался.

Он плакал. И дрожал – от холода, страха и тоски.