Наследники земли

Зимняя ночь уже опустилась на виноградники, когда Уго вернулся домой. Никто не шумел поутру, никто не помешал ему выспаться. Барча заметила печаль хозяина, но с расспросами не лезла. Свою заботу мавританка проявила иным способом: угостила на редкость обильным завтраком – на столе появились яйца, хлеб, сыр, солонина и вино. Уго от души поблагодарил мавританку. Барча, не повернув головы от очага, на котором уже варилась похлебка на обед и на ужин, махнула рукой и пробормотала что-то неразборчивое.

Утолив голод, Уго полюбовался на Мерсе, спавшую сладким сном, и вышел из дому. Он понимал, сколько работы ждет его на виноградниках и особенно в погребе Пуча. Лозы на участке Жусефа он удобрял в ноябре. Над виноградником Святой Марии он потрудился еще год назад, поэтому в ближайшие пять лет о сборе мочи можно было не беспокоиться. Уго принял решение использовать на обоих наделах пепел от сожженных лоз. Однако времени почти не оставалось. В декабре и январе подходила пора в последний раз переливать вино, перед тем как выставлять его на продажу, – кроме вилаторты – этот сорт Уго собирался выдерживать несколько лет, как бы ни желал его заполучить Рожер Пуч.

Уго использовал свои познания в крысином деле, чтобы убедить Эстеве, что грызуны так и не ушли из погреба. Достаточно было подобрать на улице крысиный помет и разбросать его под несколькими кувшинами. «Они тут до сих пор бегают», – жаловался Уго. Однако истинной его целью была новая встреча с мавром-крысятником.

Виночерпий дал рабу выпить, а тот пытался определить, где скрываются крысы, – казалось, он пытается отыскать грызунов по запаху. Мужчины перевели дух; Уго снова щедро налил и себе, и рабу. Повеселил его рассказом о тех временах, когда сам работал кошатником. Альясар (так звали мавра) не имел привычки к хозяйскому вину и захмелел прежде, чем допил вторую плошку.

– В последнее время я замечаю необычную суматоху во дворце, – беспечно начал Уго. И так оно и было: слуги день за днем таскали наверх какие-то свертки и складывали их в большой комнате, которую всегда запирали. Альясар как раз и был одним из тех, кто носил эти свертки. – Может быть, оттуда крысы и приходят?

Смысла в этом предположении было негусто, однако нужного результата хитрец добился.

– Не-е-ет! – Альясар энергично замотал головой. – Там драгоценности… – добавил мавр, понизив уже нетвердый голос.

– Так много? Кто же все это наденет?

– Не-е-ет! – повторил Альясар и помахал пальцем. – Они на продажу.

Серебряные ложки. А еще крестики, жемчужные ожерелья и медальоны. Серебро закупалось у ювелиров с улицы Мар. Альясар все видел собственными глазами. Он переносил и ткани из каталонского полотна, и заморские ткани (мусульманин сам не знал, из каких они краев): ткани он доставлял до прилавков, где их упаковывали. «Паковать ткани?» – изумился Уго. На это мавр дал вполне вразумительный ответ: закон не позволяет торговцам делать тюки, превышающие определенный вес, для того и потребны специальные паковщики, которые занимаются распределением товара. Прежде о такой операции Уго не слыхал.

– И куда все это собираются перевезти?

– На Сицилию.

– Ты уверен?

– Кривой уж больно громко бахвалится. – С этими словами Альясар протянул опустевшую плошку.

Уго вздохнул, но налил.

– Вот же сукин сын. – Так мавр отозвался о Матео. – Драгоценности хранят здесь, во дворце, а с другими товарами мы работаем на складе купца… Не знаю, как звать того купца, – признался Альясар в ответ на немой вопрос Уго. – Но он богатый.

– Рокафорт?

– Да, знакомое имя, что-то вроде того. У него все есть: и кожа, и даже вяленая рыба – наверно, треска.

День отправки Альясар назвать не смог, но сказал, что все торопятся, – уж в этом он уверен.

«Я тебя нагрею, Рожер Пуч», – мстительно повторял Уго по дороге на верфи. Может быть, Жоан Наварро поможет с недостающей информацией? Стоял март, навигация шла полным ходом. Но когда Уго справился о Жоане, он был горько поражен: помощник управляющего умер. Так ему сказали сразу… и после подтвердили рабочие с самих верфей. «Да он уже полгода как умер!» – воскликнул один. «Какое там – уже и год миновал!» – поправил другой.

Матушка и Жоан Наварро – два человека, которые больше всех заботились о нем в детстве, – их больше нет. Нет и Маира, нет и других евреев… Вместо них у Уго появилась девочка, за которую он отвечает и которая носит его фамилию. И рабы… ныне свободные, и виноградники, и должность виночерпия. Как же все переменилось! Уго загрустил по прошлым временам и по-приятельски разговорился с людьми моря; он беседовал с ними под взглядами учеников – мальчишек, с жадностью внимавших его историям (например, про крушение «Санта-Марты»). «Значит, это ты упал тогда в море?» – воскликнул вдруг он, узнав гребца.

Генуэзец. Двух человек спасли в бушующем море, а галера в это время летела к мысу Сант-Дамья. По коже Уго пробежал холодок – как и у всех, кто слушал эту историю.

– Не заканчивай письмо, – попросил он Рехину, когда та перенесла на бумагу все, что Уго сообщил о плавании на Сицилию, которое задумал Рожер Пуч.